class="v">Подчас охоты, ловли обсуждала —

Занятий их любимейший предмет —

Меж тех холмов: они зверей немало

Травили, их отыскивая след.

К успехам впредь и ради упражненья

Она давала девам наставленья.

XVI

Она была их мудрая опора,

Как я сказал, в ловитвах и стрельбе.

А уходя, всего того собора

Наместницу Диана по себе

Им оставляла — нимфу, властно, скоро

Ее избрав. И в клятве и божбе

Все обещали ей служить покорно

Иль гибнуть от ее стрелы позорно.

XVII

Ей подчинялись с ревностью великой,

Она как бы Дианою была.

И каждая, одетая туникой

(Льняная, тонкотканна и бела), —

Гроза смертельная всей твари дикой,

У каждой лук — на смелые дела.

Хоть леопард ей попадется пестрый, —

Без промаха сражен стрелою острой.

XVIII[214]

Тогда земля цвела красою мая,

Цветами яркими светился луг,

И соловьи, блаженство изливая,

У светлых вод влюбленность пели вслух.

И юноши, в огне любви пылая,

Отвагой, радостной питали дух,

Когда во Фьезоле пришла Диана

Держать совет средь воинского стана.

XIX

Среди цветов и трав земного лона,

У светлого ручья, что чуть шумит

И медленно влечет волну у склона

Чечер-горы[215], с той стороны, где вид

На солнце в полдень, в выси небосклона

Лицом к лицу слепительный открыт, —

Ручья, что ныне все зовут Аквелли[216],

С Дианой нимфы всей толпой сидели.

XX

Итак, толпа блестящая шумела

На светлом берегу у ручейка.

Одна из нимф нежданно, быстро, смело

Воспрянула, пряма, стройна, легка,

И в рог певучий громко зазвенела,

Чтоб смолкли все. И рог молчит. Рука

Рог опустила. Все сидят. Молчанье.

Все смотрят на Диану в ожиданье.

XXI

Она сказала, как обыкновенно,

Что каждая должна себя блюсти,

Чтоб муж не подошел к ней дерзновенно.

«А лишь случись мужчину здесь найти,

Извергну, как врага, его мгновенно, —

Посмей он к вам с обманом подойти

Или с насильем. Та ж, кто обольстится, —

Та жизни от руки моей лишится».

XXII

А между тем, сокрытый в чаще темной,

Где этот грозный заседал совет,

Безусый юноша, румяный, скромный, —

Да было ль Африко хоть двадцать лет? —

С кудрями светлыми, с улыбкой томной,

Весь — словно лилия иль роза, нет —

Как яблочко (здесь, недалеко с детства

С родителями жил он без соседства), —

XXIII

Вдруг юноша, сокрытый, очутился

Вблизи Дианы. Шаг еще ступил, —

И говор нимф, что звонко разносился,

И вид живой его остановил.

Тогда в пещеру тихо он сокрылся,

И слушал, и дыханье затаил.

Невидимый блистательным собором,

В него впился он напряженным взором.

XXIV

Глядит: Диана, властная, сурова

В делах и в мыслях, выше всех стоит[217],

И говорит, и запылать готова,

И гневно луком, стрелами грозит;

А нимфы робки, не проронят слова,

Страшит их и чарует грозный вид

Ее чела, — безмолвны, бездыханны,

Потрясены угрозами Дианы.

XXV

И видит: по велению богини,

Встает одна из нимф, легка, быстра

(А избрана по той она причине,

Что всех достойнее). «Пришла пора, —

Глас прозвучал, — вас покидаю ныне.

Сидите. Слушайте. Стоит сестра

Пред вами, Альфинея. Почитайте

Ее теперь как бы меня. Прощайте».

XXVI

Стоял и слушал Африко, дивуясь.

И приковала взор его одна.

И через миг, лицом ее любуясь,

Почуял: сердце ранено до дна.

Уже вздыхал и чувствовал, волнуясь,

Огонь любви. Так жарко зажжена

Желания вся нега: любоваться

Лишь ей одной, одной — не оторваться.

XXVII

Он говорил себе: «О, кто б со мною

Равнялся в счастье, — только бы ее,

Вот эту девушку — назвать женою?!

Мне сердце шепчет вещее мое:

Никто б не жил блаженней под луною.

Когда б не гнев богини — о, свое

Свершил бы я, — ее бы взял я силой,

И у меня никто б не отнял милой».

XXVIII

Так чаща свежая еще таила

Любовника влюбленного, — воздев

Чело, Диана видит, что светило

Дневное в небе никнет, потускнев,

Лишенное лучистости и пыла, —

И вот она и лик веселый дев

Идут на холм, поют, непринужденны,

Прекраснейшие песни и канцоны.

XXIX

И Африко, очей не отрывая,

Глядит и слушает. Встают, и вот

Его любимую зовет другая:

«Пойдем же, Мензола!» Она встает —

И так легка, подружек нагоняя!

Рассыпался прекрасных нимф народ

По хижинкам укромным понемногу,

Диану проводивши в путь-дорогу.

XXX

Пятнадцать[218] было нимфе лет едва ли,

Златились кудри длинные у ней,

Ее одежды белизной сияли,

Прекрасен был лучистый взгляд очей.

Кто в них глядел, не ведал тот печали;

Вид ангела, движенья — нет стройней,

Рука стрелой играет заостренной.

Но где теперь покинутый влюбленный?

XXXI

Он одинок, задумчивый, унылый,

Безмерному страданью обречен.

Оставленный прекрасноликой милой,

Без сил прервать мелькнувший страстный сон, —

«Увы мне! О, с какою мучит силой

Минувший миг блаженный! — молвит он. —

Подумать только: где и как найду я

Теперь ее, в отчаянье тоскуя?

XXXII

Не знаю той, что вдруг меня сразила,

Хоть слышал: Мензола — так имя ей.

Покинув, осмеяла, изъязвила,

Меня не видев, о любви моей

Не ведая. О, знай: мне