И снова королевской чете задуматься бы, откуда у пасквилянтов столь подробные сведения, которых не могли знать даже слуги? Чтобы собрать воедино все, что упоминалось в брошюре, понадобилось бы подкупить десятки слуг и ежедневно их опрашивать или… или просто получать эти сведения от того, кто постоянно был рядом и в курсе всех дел. Вычислить поставщика сведений было совсем несложно, но королевская чета предпочитала всего этого не замечать. Знаменитая позиция страуса превращала Антуанетту и ее супруга в настоящее посмешище.

Но это было не единственной неприятной проблемой королевы. Второй и не менее важной, как той, что позже приведет ее к гибели, оказалась проблема австрийского влияния во Франции. Брат из Вены требовал и требовал, чтобы сестра активно проводила именно его политику, влияла на мужа и подчиняла своей воле. А ей вовсе не хотелось ни проводить, ни влиять, ни подчинять. Антуанетта предпочитала заниматься детьми, пока дочерью, поскольку сын был еще совсем мал.

Но от Иосифа приходили почти гневные письма, на которые королева привычно отвечала: «Да, Иосиф», а в королевские покои все чаще наведывался настойчивый австрийский посол Мерси д’Аржанто. Однажды Антуанетта не выдержала:

– Императрица не требовала от меня столь многого…

Мария-Терезия действительно куда лучше Иосифа понимала границы возможностей дочери, а потому старалась, чтобы та сначала стала счастливой женой и только потом оплотом австрийского влияния в Версале. Мать не дождалась триумфа дочери, может, поэтому и не требовала так настойчиво? А вот император, поняв, что Антуанетта на пике своего могущества, настаивал.

Мерси пожал плечами:

– Раньше вы и не могли многого, Мадам.

Она и сейчас не могла, вернее, не хотела. Ее стихией была семья и домашние радости. Возможно, прошло время, когда королеве хотелось блистать и только блистать, а возможно, она и блистала-то, потому что этой семьи не было. Бабочка перестала порхать, она принялась заматываться в кокон, а австрийский брат все требовал от нее еще вон тот цветок и вот этот… А другие старательно обрывали красивые крылышки то ли из зависти, то ли из злобы.

– Мадам, возможно ли, чтобы королева сама занималась воспитанием своей дочери? Вы отнимаете хлеб у других…

Это шутливое возмущение принцессы Гемене подходило к ситуации. Правда, хлеб и даже драгоценности у принцессы никто не отнимал, она оставалась гувернанткой, и ей вполне хватало забот о маленьком дофине, оказавшемся куда болезненней сестры.

– Ах, я так долго ждала рождение дочери, что хотела бы видеть ее ежедневно и постоянно. Думаю, когда подрастет дофин, король поступит так же.

Принцесса фыркала, словно у нее отнимали любимую игрушку, мало того что несколько месяцев сама кормила малышку грудью, так теперь и обучать ее взялась тоже сама!

А Антуанетта просто помнила свои страдания из-за нехватки материнского внимания. Ее вечно занятая государственными заботами мать Мария-Терезия не имела возможности уделять внимание воспитанию младших детей, передав его полностью гувернанткам. Что из этого вышло, Антуанетта знала прекрасно. Доброта горячо любимой Эрзи сделала из нее полного неуча и не воспитала усидчивость. Этого не должно произойти с ее дочерью. Строгость и требовательность, любовь и ласка должны сочетаться в воспитании детей, королеве казалось, что только она знает, что нужно ее дочери.

Правда, дочь выросла слишком строптивой и, будучи маленькой, даже мечтала, чтобы мать… умерла! «Тогда было бы возможно делать все, что захочешь».

Во время очередного посещения апартаментов королевы посол Мерси надеялся убедить Ее Величество в необходимости куда больше сведений получать от короля по поводу намерений министра Верженна, совсем не желавшего идти навстречу австрийским претензиям.

– Мадам, вы должны…

В этот момент в комнату вбежала маленькая Мария-Тереза, которую дома звали Шарлоттой:

– Мама, смотри, какие ленты мне подарила мадам Елизавета!

Младшая сестра Людовика Елизавета, которую Антуанетта пыталась в тринадцатилетнем возрасте сосватать своему брату Иосифу, уже превратилась во взрослую девушку и сильно располнела. Племянники были ее любимцами, особенно непоседа Шарлотта, подарки которой от тетушки сыпались как из рога изобилия.

Антуанетта, почувствовав освобождение от неприятного разговора, немедленно откликнулась на появление дочери. Для королевы куда важнее скучных дел Мерси была возня с девочкой.

– Ах, дорогая, тебе очень идет этот цвет.

Ребенок крутился на одной ножке, рассказывая:

– Мы играем в большой прием. Мадам Елизавета помогает мне принимать Антуана и Шарля. Я – королева, как ты!

Антуан и Шарль – сыновья графа и графини д’Артуа были девяти и шести лет соответственно. Малышка Шарлотта, которой еще не исполнилось шести, чувствовала себя в этой «мужской» компании предводительницей, одновременно слегка презирая братьев, потому что она дочь короля, а они всего лишь графа. Если бы не бдительное наблюдение взрослых, быть бы ей битой кузенами. Однажды в запале Луи Антуан даже пообещал заносчивой сестрице:

– Когда я стану королем, я велю посадить вас в тюрьму!

– Королем станет мой брат Жозеф, я его попрошу, и он отправит туда вас!

Малышка не знала, что Жозеф не станет королем, поскольку проживет недолго, а вот Луи Антуан как раз станет… всего на двадцать минут, пока будет подписывать вслед за своим отцом отречение от престола, давно уже им не принадлежавшего. А потому никого никуда посадить не успеет.

Следом за девочкой в кабинет вошла сама Мадам Елизавета, увидев Мерси, она извинилась за вторжение и поспешила увести Шарлотту, но строптивая малышка не желала уходить, пока не расскажет матери подробно о случившемся за последние два часа, которые провела без нее.

Графа Мерси коробило от этих глупостей. Как же не похожа дочь Марии-Терезии на свою мать! Разве могло быть у императрицы, чтобы маленькие детские проблемы затмевали большие политические? А вот у Марии-Антуанетты затмевали, она извинилась перед послом и принялась расспрашивать малышку о новых лентах, о «приеме» и о братьях. Посол скрежетал зубами, барабаня пальцами по стеклу, но поделать ничего не мог. О каком австрийском влиянии в Париже можно говорить, если королева мило щебечет с сестрой мужа о том, в какие игры играла ее дочь?! Несомненно, не лучше и разговоры с королем, тоже, небось, только о том, не болел ли животик у дофина, хорошо ли растут волосы у дочери и где лучше провести лето с детьми! Какая тут политика!

Королеву действительно куда больше заботило здоровье и воспитание своих детей, чем влияние Австрии на политику Франции. Зря ее потом обвиняли именно в этом влиянии, если оно и было, то не по воле Антуанетты, а вопреки ей.

– Мама, а ты меня любишь?

– Конечно, моя дорогая, так сильно, как никого другого.