Беспристрастный, как обычно, Альберт добавляет, что в бой ринулись все предводители, начиная с графа Раймунда Сен-Жильского, за которым последовал Готфрид Бульонский и другие князья (в том числе и Боэмунд), — вместе они одержали победу и привезли в лагерь головы побежденных.

В христианском лагере в то время находились послы египетского халифа из династии Фатимидов. Начались переговоры насчет союза крестоносцев с Фатимидами-шиитами против турок-суннитов. Фатимиды считали крестоносцев наемниками на службе Византийской империи, с которой они поддерживали хорошие отношения. Египтяне были готовы оставить латинянам территории на севере Антиохии, которые в любом случае они уже потеряли после 1071 года. Взамен Фатимиды прежде всего жаждали завладеть Иерусалимом, который турок Азиз уже дважды у них захватывал. Однако в лагере христиан, особенно для простых крестоносцев, Иерусалим оставался главной целью похода. Из-за этого согласие между сторонами было невозможным, и переговоры быстро свернули[397].

Итак, осада была возобновлена, без каких-либо положительных изменений или надежды на благоприятный исход дела в ближайшее время. Напротив, 15 февраля Яги-Сиан призвал на помощь эмира Кербогу — таким образом, крестоносцы вновь могли оказаться в крайне непригодном для обороны положении «осаждавших-осажденных». К тому же жители Антиохии продолжали вылазки; чтобы помешать им, предводители в начале марта решили соорудить укрепленную башню напротив городских ворот у моста — её назвали «Магомерия»[398]. Для постройки потребовались технические приспособления, дерево и специальные рабочие, которых крайне не хватало с момента отбытия греческого войска. Узнав, что английские корабли вот-вот войдут в гавань Святого Симеона, Раймунд Сен-Жильский предложил предводителям отправиться к ним с небольшим войском, чтобы привести из гавани необходимых людей. Боэмунд тотчас же вызвался ехать вместе с ним, тогда как люди, оставшиеся в лагере, начали работы по возведению башни.

Пятого марта, после того как оба предводителя уехали в гавань, лагерь подвергся нападению турок Антиохии, причинивших ему некоторый ущерб. На следующий день турки атаковали отряды Раймунда Сен-Жильского и Боэмунда, обратив их в бегство. Боэмунду удалось добраться до христиан, которые отправились им навстречу под предводительством Стефана Блуаского; те, в свою очередь, тоже были атакованы, но им удалось одержать победу в неистовой битве, в которой обе стороны понесли тяжелые потери[399]. Согласно норманнскому Анониму, этому певцу священной войны, «в тот день более тысячи из наших воинов и пеших претерпели мученичество. Мы верим, что они взошли на небеса, приняв белую столу мученичества»[400].

На рассвете следующего дня турки вышли из города, чтобы подобрать убитых и похоронить их вместе с оружием и одеждами. Узнав об этом, крестоносцы отправились откапывать тела врагов, чтобы снять с них оружие, украшения и золотые вещицы; они также отрезали им головы, принося их в лагерь в качестве трофеев. Такие варварские действия привели в ужас мусульман, которые, согласно Анониму, «очень печалились и скорбели чуть не до смерти. Проводя дни в скорби, они ничего не делали, а только плакали и завывали».

В неустановленное время, но перед описанной битвой, произошел эпизод, о котором рассказал Вильгельм Тирский; правда, другие хронисты, бывшие свидетелями описываемых событий, о нем не упомянули, поэтому можно усомниться в его подлинности. Тем не менее этот эпизод дает возможность, с одной стороны, понять умонастроения крестоносцев, а с другой — методы, которые молва приписывала Боэмунду. Чтобы покончить со шпионажем, которым занимались турки, смешавшись с изгнанными из Антиохии армянами и сирийцами, Боэмунд, с согласия предводителей, велел убить несколько пленников и приказал своим поварам… приготовить их, как если бы их мясо служило ему обедом. Известие об этом ошеломляющем решении, принятом на совете предводителей, он велел «пустить в массы»: отныне все схваченные лазутчики подвергнутся той же участи — они будут съедены! Соглядатаи, приняв эту хитрость за чистую монету, поспешили вернуться в город, распространив, в свою очередь, ложную информацию о каннибализме крестоносцев. Следствием этой «информационной войны» явилось то, что лазутчики из лагеря исчезли, а страх и ужас перед франками охватили весь регион. Однако такая стратегия не была изобретением Вильгельма Тирского или Боэмунда (правда, обычно такое приписывают тому, кто на это способен!). Так, Адемар Шабаннский упоминает тот же прием в связи с другим норманном, на сей раз из Нормандии: это был Рожер де Тони, применивший такую хитрость против сарацин в Испании примерно в 1018 году[401].

В апреле 1098 года прославил себя племянник Боэмунда. Крестоносцы только возвели укрепленную башню напротив последних ворот Антиохии, которые до того времени не находились под надзором. Танкред предложил усилить гарнизон башни при помощи своих воинов — и суммы в 400 марок, 100 из которых были выплачены ему одним Раймундом Тулузским. Спустя некоторое время он перехватил обоз, снабжавший город провизией, — с этого момента Антиохия действительно оказалась изолированной от мира[402].

Отныне часы Антиохии были сочтены. Спеша рассказать о взятии города, об этом шедевре дипломатии Боэмунда, автор «Деяний франков» пропускает около шести недель осады, во время которых, по его мнению, не происходило ничего важного[403]. Призыв Яги-Сиана о помощи был услышан: Кербога, объединив многих эмиров, собрал большую армию. Сначала, чтобы обеспечить себе тыл, он намеревался захватить Эдессу, оказавшуюся в руках Балдуина Булонского, и безуспешно осаждал ее вплоть до 25 мая, после чего он решился наконец отправиться к Антиохии. В тот же день, согласно «Деяниям франков», Боэмунд, вступивший тем временем в сговор с армянином из Антиохии, предложил совету крестоносцев следующее условие: пусть город отдадут тому, кто сумеет взять его каким бы то ни было способом, с оружием в руках или хитростью. Но совет отказался: осаждали город все, терпел нужду и лишения каждый — следовательно, им должны владеть все в равной части.