Фестунгсверкмайстер также показал, что в немецком гарнизоне, состоящем из 30 или 40 тысяч немецких в основном солдат и офицеров, все очень боятся оказаться в советском котле, как это произошло с немецкой 6-й армией фельдмаршала фон Паулюса под Сталинградом. Но самым шокирующим для меня было то, что этот военнопленный фестунгсверкмайстер сообщил о немецком главнокомандующем группой армий «Центр» фельдмаршале Эрнсте фон Буше. Согласно показаниям языка, фон Буш лично посетил каждый батальон в каждом полку и в каждой дивизии, предупреждая всех солдат и офицеров, что если кто-то из них посмеет оставить свою боевую позицию и отступить, то будет расстрелян на месте, а члены его семьи в Германии будут репрессированы. Я никак не мог поверить, что подобное возможно в любой армии и, тем более, в немецкой. Однако когда я рассказал об этом Оксане, она отреагировала на мое сообщение странным образом.

— Три ха-ха, Николасик! — сказала она.

— Не понимаю, что ты этим «три ха-ха» хочешь сказать?

— Хочу сказать, что этот фон Буш совсем не оригинален, мы это уже проходили…

— В каком смысле? — удивился я.

— Разве ты не слышал о приказе Сталина номер 227 «Ни шагу назад!».

— Не слышал, — ответил я честно. — В газетах и по радио о таком приказе ничего не было. Ты сама-то его читала?

— Конечно, читала, — ответила Оксана.

— Что же там было?

— По тому приказу НКВД организовал так называемые заградотряды, которые расстреливали каждого отступающего советского солдата или командира.

— И ты сама видела, как эти заградотряды стреляли в отступавших солдат и командиров?

— Видела… — Она глубоко вздохнула и затем произнесла упавшим голосом: — Это святая правда. Но меня этот приказ не коснулся. Мое дело было таскать из-под огня тяжелораненых.

Слова Оксаны меня сильно озадачили и возмутили.

— Ведь это ужасно! — крикнул я.

— Да. Согласна. Это ужасно! Но это было! Только тебе, Николасик, не надо об этом никому рассказывать. Пожалуйста! Ведь без этого приказа фашисты могли оказаться на Урале или еще глубже.

— В Курской битве я ничего подобного не видел.

— А в Курской битве дезертиров уже, кажется, совсем не было, Николасик. Одно дело — войска обороняются, и совсем другое дело, когда войска наступают. В наступлении заградотрядам делать нечего. В наступлении бывают лишь редкие самострелы. Но ими занимается Смерш.

— А как Смерш узнает о самострелах? — спросил я.

— Если у легко раненных в руку или в ногу хирург обнаруживает порох, так как стреляются с очень близкого расстояния, он обязан докладывать об этом в Смерш. Но это теперь стало большой редкостью. И самострелы стали делать более изобретательно.

— То есть?

— Стреляют иногда через буханку хлеба. Порох тогда попадает не в рану, остается в хлебе…

Утром 24 июня нас разбудил душераздирающий грохот нашей канонады, который продолжался вдвое больше, чем артподготовка на Курской дуге. Казалось, что от этой почти полуторачасовой артподготовки у противника по ту сторону линии фронта не должно остаться ничего живого. Похоже, наш 1-й Белорусский фронт перешел наконец в давно ожидаемое всеми нами летнее наступление.

Во время утреннего построения наше предположение подтвердил комроты майор Жихарев. Он сказал, что 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Рокоссовского начал летнее наступление под кодовым названием «Багратион». Ближайшая задача наступления — окружение и взятие в плен сорокатысячного гарнизона мощно укрепленного Бобруйска, полное освобождение Минска и всей Белоруссии от немецко-фашистских оккупантов.

Майор Жихарев зачитал приказ:

— Всему личному составу роты проверить личное оружие, снаряжение и обмундирование. Проверить наличие полного комплекта боеприпасов и горюче-смазочных материалов, запчастей, инструментов и безотказность действия средств связи. Проверить наличие продуктовых НЗ, индивидуальных санитарных пакетов. Всем танкистам и десантникам, включая командиров танков и командиров взводов, сдать моему заместителю личные документы, включая партийные и комсомольские билеты, письма, фотографии и записные книжки.

Я решил: два моих миниатюрных блокнота, мирно покоящиеся в кармашке, вручную пришитом к внутренней стороне моей нательной рубахи, чего бы мне это ни стоило, не сдавать!

В середине дня над нашими головами к фронту стали пролетать на помощь стрелковым корпусам 3-й и 48-й армий одна за другой эскадрильи штурмовиков, а выше их — бомбардировщики 16-й воздушной армии. Мы, пользуясь ревом самолетов и грохотом орудий 3-й армии, вышли на исходную позицию. В 22.00 майор Жихарев изложил командирам танков и командирам десантных групп на танках боевую задачу и тактику ее исполнения нашей разведротой:

— Впереди, в северном направлении, по проходам, обозначенным саперами в минных полях, параллельно лесному массиву движется на максимальной боевой скорости в линию танковый взвод гвардии старшего лейтенанта Милюшева с десантниками на броне. Расстояние между танками — 25–30 метров. Отыскивают цели и ведут по ним интенсивный огонь с ходу кумулятивными снарядами. За тремя танками Милюшева через 50 метров следуют второй и третий танковые взводы, тоже в линию. Замыкают ротную колонну бронетранспортеры. В случае встречи с «Тиграми» или СУ бить в них по ходовой части бронебойными. Командиры танков вместе с десантниками ведут наблюдение по сторонам и замеченные цели обозначают трассирующими очередями и огнем пушек. Во втором и третьем взводах, при необходимости прицельного огня, подготовка выстрела из пушки выполняется на ходу. Для прицельного выстрела — остановка не более 5 или 6 секунд. Наша задача: прорваться максимально глубоко в тыл противника, навести там панику и через 35–40 часов, соединившись с передовыми частями наступающего нам навстречу с юга 1-го гвардейского корпуса, замкнуть кольцо окружения Бобруйска. Все ясно?

В ту ночь мы с Оксаной устроились ночевать на трансмиссии моего танка: одна шинель (Оксаны) под нами, второй (моей) укрылись. Под головами — вещмешки. У меня на голове танкошлем, у нее — берет. Утром был завтрак — горячий из полевой кухни: «кондёр» с «улыбкой Рузвельта» и котловой жидкий чай с маленьким пакетом круглых шоколадных шариков вместо сахара. Тоже, если не ошибаюсь, американские, по ленд-лизу.

— Имейте в виду, — предупредил нас майор Жихарев, — огонь с движущегося на максимальной боевой скорости танка далеко не всегда бывает прицельным, но он всегда оказывает на противника в обороне сильное моральное воздействие, мешает ему вести прицельный огонь по вас.

Сигнал в атаку мы получили в полдень. Как ни уговаривал я Оксану не оставаться с моими десантниками у меня на броне, а лучше перейти в один из бронетранспортеров, она непреклонно отвечала:

— Младший лейтенант не может приказывать старшему по званию и независимому от него военфельдшеру!

— Я ведь не приказываю, Принцесса, я тебя прошу!