— Как там Берни? — спросила она.

— Кажется, я его все-таки разбудил, — сказал Доусон. — Что касается остального, то, я думаю, все в порядке. Крепкий старик. Переезжать он отказался наотрез.

— Ты объяснил ему, почему мы едем к тебе?

Доусон прижал руку к сердцу:

— Поверь, я сделал все, что было в моих силах, чтобы оградить тебя от подозрений и спасти твою репутацию.

— Спасибо, что согласился проведать Берни.

— Не за что. — Доусон снова тронул машину с места. Дорога окончательно раскисла, но короткий участок до его коттеджа они преодолели без приключений.

— Так, ребята, не спешите! — предупредил Доусон. — Ступеньки довольно крутые и к тому же мокрые. Смотрите не поскользнитесь!

Он первым выбрался из машины и открыл заднюю дверцу с водительской стороны. Взяв Хантера и Гранта за руки, он быстро, но осторожно провел их по дорожке и помог подняться на крыльцо, потом отпер дверь и втолкнул в дом. Войдя следом, Доусон щелкнул выключателем. Под потолком тут же зажегся свет, и он с трудом сдержал вздох облегчения. Всю дорогу Доусон про себя молился, чтобы генератор сработал как положено. Если бы он по какой-то причине не включился, когда погас свет, Амелия могла решить, будто он заманил ее к себе хитростью, и тогда… О том, что могло бы случиться тогда, Доусон старался не думать.

— Ух ты! Какой красивый кораблик! — воскликнул Хантер, показывая на модель парусника, стоявшую на длинном и высоком столе, отделявшем кухню от гостиной.

— Сначала снимите кроссовки и оставьте их возле двери, чтобы не наследить на полу, — попросил Доусон. — Потом можете подойти и посмотреть корабль. Только чур руками не трогать. Это не мой, я, можно сказать, арендую его вместе с прочей обстановкой.

Сам он вернулся к машине, чтобы помочь Амелии, но она уже вылезла из салона и, прижимая к груди сумку с детской одеждой, чтобы защитить от дождя, бежала к дому, тщательно обходя самые глубокие лужи.

Спустившись с крыльца, Доусон поддержал ее под локоть.

— Зря ты меня не дождалась, — сказал он. — Я хотел тебе помочь.

— Ничего, справилась.

Едва перешагнув порог дома, Амелия сразу же отняла у него руку.

— В последний раз я была в этом доме еще до того, как его отремонтировали, — заметила она. — Теперь здесь все иначе…

Она пыталась осмотреться, но Доусон встал прямо перед ней.

— Ты так и будешь морщиться каждый раз, когда я подхожу к тебе достаточно близко? — спросил он.

— Я не морщусь!

— Как бы не так.

Амелия слегка вздернула подбородок, но решила не накалять обстановку. Уставившись на его рубашку в районе второй пуговицы, она сказала:

— Мне казалось, ты достаточно умен, чтобы понимать, в каком неловком положении я оказалась…

— И все из-за того, что мы чуть было не поцеловались.

Это был не вопрос, а констатация факта, поэтому Амелия не стала отвечать. Вместо этого она продолжала смотреть прямо перед собой и, только когда тишина стала понемногу становиться напряженной, подняла голову и взглянула ему в лицо.

— Твоей добродетели ничто не угрожает, — сказал Доусон. — Веришь?

Амелия кивнула.

— Я серьезно. Ты мне веришь? — повторил он.

И хотя она снова кивнула, Доусон подумал, что на самом деле Амелия так и не успокоилась до конца.

Да что там, он и сам был далеко не спокоен.

* * *

К счастью, Хантер и Грант не заметили, что между Доусоном и их матерью что-то происходит — слишком они были возбуждены, попав в новую незнакомую обстановку. Она им, впрочем, нравилась — все, что имело отношение к «дяде Доусону», вызывало восторг. Дом, который он снимал, не был похож на их коттедж. Мебель была подобрана с большим вкусом, в кухне имелись многочисленные удобства, делавшие жизнь более комфортной, однако в целом обстановка была достаточно обезличенной и сугубо утилитарной. Коттедж Амелии был не съемным, а принадлежал лично ей. Он был куплен для нужд семьи Нулан, поэтому не было ничего удивительного в том, что он отличался индивидуальностью и отражал характер и привычки хозяйки. За многие годы в нем скопилось немало личных вещей, когда-то принадлежавших отцу Амелии; на стенах висели семейные фотографии, а на полу виднелись царапины и другие приметы, благодаря которым сразу можно было отличить настоящее семейное гнездо от «недвижимости».

Ее дети, однако, нисколько не скучали по дому, во всяком случае — сейчас. Новизна ощущений пересилила все: усталость, страх, растерянность. Они совали свои носики повсюду, вертели головами, разглядывая окружающее. Их ликованию не было конца; особенно они обрадовались, когда Доусон отвел их в одну из спален на втором этаже и, показав две двухэтажные кровати, сказал, что они оба могут спать на верхних полках.

— Будьте осторожны, не свалитесь с лестниц, — предупредила Амелия, когда мальчики как заправские матросы полезли наверх.

— Я бы хотел, чтобы эта комната была нашей всегда-всегда, — сказал Грант.

Хантер тоже заявил, что не прочь оставаться здесь как можно дольше.

Улыбнувшись, Амелия сказала:

— Ладно, давайте-ка вниз, пока не намочили покрывала. Вам нужно переодеться в сухое.

Дети послушно слезли и отправились обследовать смежную со спальней ванную комнату.

— Ты можешь занять спальню прямо напротив детской, — подсказал Доусон.

— Спасибо, но я, пожалуй, посплю на одной из нижних коек, — ответила она.

— Ты уверена? — Доусон с сомнением поглядел на двухэтажную кровать. — Но мне кажется, в отдельной комнате…

— Нет никакого смысла занимать две спальни, когда можно обойтись одной, — отрезала Амелия.

У Доусона сделалось такое лицо, что она подумала — он будет уговаривать ее и дальше, но он больше ничего не сказал. Вместо этого он произнес:

— Что ж, хорошо… Устраивайтесь, а я пойду переоденусь.

Примерно через полчаса Амелия, чувствуя себя намного спокойнее и увереннее, спустилась в гостиную по лестнице, которая была освещена крошечными светильниками, вмонтированными в каждую третью ступеньку. Волосы она высушила полотенцем, а сама переоделась в сухую одежду, которую захватила с собой. Правда, действуя в темноте и в спешке, Амелия схватила первое, что попалось под руку, и теперь щеголяла в светлых байковых брюках совершенно пижамного вида и темно-синей флисовой толстовке с капюшоном. Разумеется, верх и низ совершенно не подходили друг к другу, но она решила не придавать этому большого значения, тем более что выбора у нее все равно не было.

Когда она добралась до нижней ступеньки, то услышала голос Доусона, который спрашивал, все ли в порядке и не нужно ли ей чего-нибудь.

Все еще держась рукой за перила, Амелия обежала глазами полутемную просторную гостиную и заметила его. Доусон сидел в мягком кресле в самом дальнем углу. На журнальном столике возле его локтя стояла похожая на ночник лампа, которая почти не давала света.