— Иначе и быть не могло, — не без самодовольства заметила Тереза. — Ведь я нахожусь под покровительством Пресвятой богородицы Пэйиду и ежедневно возношу ей молитвы.

— Которые ты самым отвратительным образом осквернила, — вставил Рауль, обращаясь к траве и деревьям.

— Как бы то ни было, — поспешил вмешаться Аллейн, — пора взять себя в руки и исправить тот вред, который вы причинили. Думаю, вам известно, что ваш хозяин плохой человек. В глубине души вы это знаете, Тереза, не так ли?

Тереза положила руку на свою рубенсовскую грудь.

— В глубине души, мсье, я нахожу его испорченным человеком. В его присутствии, мсье, мне так жутко, что я едва могу дышать.

— Что ж, вы недалеки от истины. Он преступник, которого разыскивает полиция нескольких стран. До вас он уже одурачил немало людей. Вам повезло, Тереза, что вы не оказались в тюрьме. Мсье комиссар непременно арестовал бы вас, если бы я не попросил дать вам шанс искупить свою вину.

Тереза открыла рот, из ее груди вырвался душераздирающий стон.

— Каким ужасным позором ты покрыла себя, — произнес Рауль, очевидно, взяв на себя занудную роль античного хора в трагедии. — И меня! — подчеркнул он.

— Тем не менее, — продолжал Аллейн, — мы решили дать вам шанс. При условии, Тереза, что вы чистосердечно ответите на все мои вопросы.

— Пресвятая Дева будет мне свидетельницей… — начала Тереза.

— У тебя найдутся и другие, менее достойные свидетели, — перебил Рауль. — А именно, похититель детей Жорж Мартель, с которым ты состояла в заговоре и который, видимо, является твоим возлюбленным.

— Ложь!

— Как случилось, — спросил Аллейн, — что вы забрали Рики из гостиницы?

— Я была в Роквиле — пришла на рынок по поручению старшей горничной. В час дня, как у меня заведено, я зашла в ресторан родителей Рауля, который сейчас убивает меня своей жестокостью, — объясняла Тереза, бросая горестные взгляды на жениха. — Там мне передали, что звонили из замка и просили туда перезвонить. Я так и сделала. Мне сказали подождать, потому что сам хозяин хочет переговорить со мной. Сердце заныло у меня в груди, оно всегда ноет, когда я разговариваю с хозяином. Ужасное чувство…

— Расскажи кому-нибудь другому, — бросил Рауль.

— Клянусь, что говорю правду. Хозяин дал мне указания: в гостинице «Королевская» находится маленький мальчик, сын его добрых друзей, мсье и мадам Аллейн. Они с мсье Аллейном задумали вроде как разыграть мадам, подшутить над ней. У мальчика в Англии есть няня, и пока они будут здесь, меня представят мсье как няню, за что я получу надбавку к жалованью.

— Нагромождение мерзостей, — сказал Рауль. — Сколько?

— Хозяин не уточнил. Он просто говорил о повышении. Он велел мне пойти в «Цветочный горшочек» и купить туберозы. А потом продиктовал по буквам послание, которое я должна была написать. Я немного выучилась английскому от слуг английских гостей, так что все поняла. Цветы были от мадемуазель Гарбель, в настоящее время она находится в замке.

— Господи, неужели! — воскликнул Аллейн. — Вы ее видели?

— Я ее часто вижу. Она нередко бывает в замке.

— Как она выглядит?

— Как англичанка. У всех англичанок, разумеется, за исключением вашей жены, мсье, лошадиные зубы и плоская грудь. У мадемуазель Гарбель тоже.

— Продолжайте, Тереза.

— Для того чтобы шутка удалась, я должна была с букетом цветов наведаться в гостиницу, когда мадам уйдет обедать. Мне следовало, никого не расспрашивая, выяснить, в каком номере остановились мадам и мсье, и пройти туда. Если бы меня остановили, я должна была сказать, что я новая няня и направляюсь в номер к ребенку. Мне было велено забрать мальчика и вывести его по служебной лестнице. На улице в машине нас должен был ожидать Жорж Мартель — к которому я, к слову, совершенно равнодушна — с дальнейшими распоряжениями от хозяина.

— И вы сделали, как вам приказали? Очевидно, номер комнаты вы узнали, взглянув на багаж в холле.

— Да, мсье.

— А дальше?

— Жорж отвез нас в дом № 16 по улице Фиалок. Там консьержка заверила меня, что отведет мальчика в квартиру мадемуазель Гарбель, где его ждет отец. А нам с Жоржем велела оставаться в машине на задней улочке. Вскоре консьержка вернулась с мальчиком. Она сказала Жоржу, что дела пошли вкривь и вкось, потому что родители видели ребенка, и что нам приказано немедленно ехать на фабрику. Жорж возразил: «А разве не в Сен-Селесту?» Она ответила: «Нет, немедленно езжайте на фабрику». Мальчик возмущался и, возможно, был напуган, он кричал по-французски и по-английски, что его папы и мамы нет на фабрике, что они в гостинице. Но Жорж обругал его, и мы сразу уехали. Умоляю, мсье, поверьте, тогда я очень пожалела о том, что случилось. Мне стало страшно. Жорж ничего мне не объяснил, только велел держать язык за зубами. Я поняла, что меня впутали в какую-то грязную историю, я несколько раз прочла молитву и попыталась развлечь ребенка, который был рассержен и напуган, и плакал, потому что потерял фигурку, купленную у Мари из замка Серебряной Козы. Я также думала о Рауле, — призналась Тереза.

— Совершенно очевидно, — заметил Рауль, — что пороха тебе не выдумать. — Однако он был явно тронут. — Надо было сразу догадаться, что насчет няни они все врут.

— Вы приехали на фабрику. Что было дальше? — прервал их Аллейн.

— Жорж отвел мальчика внутрь. Затем он вернулся один, и мы поехали в гараж — тот, что позади фабрики. Я попыталась убежать, а когда он схватил меня за руки, расцарапала ему физиономию. Но он врезал мне по уху и сказал, что мсье Оберон накажет меня.

— Когда его выпустят из тюрьмы, — задумчиво произнес Рауль, — я из него паштет сделаю. Как пить дать.

— А потом, Тереза?

— Я снова испугалась, мсье, не Жоржа, но того, что мсье Оберон может сделать со мной. А вскоре раздался гудок, и громкоговоритель призвал всех явиться в главный холл. Тогда Жорж сказал, что нам надо сматываться. Он вышел из гаража, чтобы осмотреться, выглянул из-за угла и тут же вернулся обратно, сообщив, что у ворот жандармы, и лучше нам будет спрятаться. Но один из жандармов зашел в гараж и приказал нам идти в зал. Когда мы пришли, Жорж велел мне не путаться у него под ногами. Тогда я подошла к знакомым девушкам. Тут я услышала объявление мсье комиссара и увидела Рауля, и мне сказали, что он меня тоже видел… О, мсье, представьте, что я испытала! Ибо, что бы кто ни говорил, Рауль царит в моем сердце, и если он меня больше не любит, я умру от горя.

— Ты глупа как пробка, — сказал Рауль, заметно растрогавшись, — но что правда, то правда, я тебя люблю.

— Ах! — безыскусно воскликнула Тереза. — Какое блаженство!

— На этом мы и закончим, — сказал Аллейн. — Надо вернуться в Роквиль и подумать о том, что делать дальше.

На обратном пути Аллейн и Трой ехали, сидя на заднем сиденье автомобиля. Притихший Рики устроился между ними. Тереза, которую подвозили до ближайшей остановки, сидела рядом с Раулем. Она прижималась к нему, празднуя примирение, и то и дело, сворачивая шею, заглядывала ему в лицо. Утомившийся от пережитого и настроенный покапризничать Рики, полагавший к тому же Рауля своей безраздельной собственностью, с отвращением взирал на проявления нежности со стороны Терезы.