Выглядел парень тощим, осунувшимся и болезненным, но колючий животный взгляд готов был пронзить любого, кто о его состоянии заикнется. Решила и его немного приголубить. С дочкой на руках, подошла к мальчонке. Руку протянула, чтобы головы коснуться.

— Ррр, — вырвалось у него из горла. Он посмотрел на мою ладонь, как на нож занесенный.

— Тише, волчик, — скомандовала Марьяша и сама запустила в его волосы пятерню.

В один миг, грозный, дикий хищник превратился в ласкового песика. Он даже наклонился ниже, чтобы дочка потрепала.

— Он привыкнет, — наивно пообещала малышка. — Я научу!

— Возьму? — попросил парень, протягивая руки к моей малютке.

— Нет! — крикнула ласковая дочурка и даже слегка придушила меня. — С мамой буду!

Что же это делается? Мне и боязно из-за таких перемен и радостно, потому что парень хвост прячет и разговаривает. Но вот взгляд его не нравится. Будто разбойник с большой дороги смотрит. Нелюдимым раньше был, а теперь совсем диким зверем кажется. Что же дальше будет?

А затем я узнала что пока меня не было, приходили люди на смотрины невесты — Ульяны.

А как же Ярослав?

Вечером спросила мужа об этом, пока на утро тесто готовила.

— Твой брат без кола и двора. Куда ты девку отдавать собралась? На большую дорогу? Чтобы она по людям чужим ходила? — он говорил спокойно, но сила его вырывалась и недовольно колола мое тело. — Все бабы моего дома достойных мужей получат! — он строго посмотрел на меня. Я вздрогнула, ощутив его нрав. — Ты Ульяне зла хочешь? — добавил Радим и убрал последнюю тарелку на полку.

Мы стояли в светелке. Разговор у нас был странным, рваным, не искренним. Тема та, тема эта: как Марьянка по мне тосковала и как Ульянка смирно на смотринах все выполняла, а потом о том, что надо всем домашним одежей нашить и купить. Стояли близко, но не смели приблизиться: в углу сидела бабушка Угла, а Леля, Лад и дочка заняли лавку. Народу было много, но разговаривать они не смели. Тем более когда хозяин недоволен.

Обидно мне за брата стало. Яр не хуже других женихов. Он колдун — деньги и угол всегда найдет. Вон, наш дед, говорили, дом за три дня построил, когда голосом своим навьий люд подчинил. Ярославу Ульяна понравилась, да и жениться обещал. Или это мне приснилось?

Захотелось мне с братом поговорить, да только он дрова рубит. А Ульянка за скотом ходит. Передо мной только Радим и дети.

— А если Яр Ульянку попросит... Дом построит, делом займется... Жениться захочет. Отдашь? — я смотрела в лицо родное и видела, как он хмурится.

— Попусту говорим, — бросил муж и захотел мне выбившуюся прядь заправить. — Не просит он. Дурью мается.

Отошла от него. Обида гордыню подняла. В глаза его карие посмотрела, ответа дожидаясь.

Еще пуще сдвинулись брови мужние. Неповиновение почувствовал. Норов мой вновь увидел. Но это не кровавый ритуал. Не понравилось мне, как о брате моем думает.

— Коли голову включит, подумаю, — строго произнес муж и пошел в дом.

Забилось мое сердце быстрее. Захотелось мне к спине родной прижаться, но брат мне тоже дорог. Может, он и не выглядит богатым женихом, но я знаю, что он достоин счастья. Верю, он сделает все для своей любы.

— Так и будешь губы кусать? — отделился от стены Митор. — Пошли, что покажу, — он не слова говорил, а будто рычал. Видно, что ему все людское трудно дается и он всему заново учится.

Вышла за ним во двор. Парень нырнул в денник, потом за кучу дров, по задней стене и... Маленькая железная дверца. Земля здесь вся изрыта, будто когтями звериными. Чурбачки валяются, перья куриные и слышны... тихие вздохи. Настолько тихие, что я едва их услышала.

— Это, — отпрянула от двери.

Митор зажал мне рот рукой. И насильно от дверцы прочь оттащил.

В ночи снежной я наблюдала за звездным небом и тряслась от осознания беды.

— Там...

— Братец твой..., — выплюнул волк, —... с девицей любуется, — от собственных слов малец оскалился.

Не уж то не отпустил ее из мыслей своих?

А мне страшно за них стало. Что же они, глупые, делают? Коли невеста до свадьбы чистоту потеряет, ее могут палками родственники жениха забить. Братец тоже хорош. Знает же, как строги правила деревенские. Ульянка теперь опороченной считаться будет. Мало того, что норовистая, так еще и несюблюдеха. Того и гляди пуще чем меня сторониться будут. Так же семью ее уважать перестанут: они за ней не уследили, не воспитали по-человечьи. Вот за это переживает Радим. Ему важны отношения с деревенскими, чтобы мастерство свое продвигать.

Когда Яр появился во дворе, он удивленно вскрикнул.

— Я думал, вы с Радимом в предбаннике будете, — весело и довольно произнес и попытался меня обнять.

— Тебе Ульяна люба? — отпрянула от него и строгости в голос добавила.

— Ты чего такие темы заводишь? — удивился братец.

— Коли нет, пойду Радиму скажу чтобы еще одни смотрины устроил, — строго поставила руки на бедра.

— Сестренка, не лезь пожалуста, — мужчина щелкнул меня по носу. — Сам разберусь. Не маленький.

— Девку обидеть не позволю, — строго предупредила.

Послал же Род родственничка. Краснеть за его деяния мне и Радиму придется.

Выждала Ульяну.

Девица вышла вся красная, с губами алыми. Глаза блестят, щеки жаром пышут. Смотрит на меня пристыженно, но взгляд не отводит. Готова отстаивать свое мнение и я ей не приказ.

По одежде вижу, что ничего более объятий не успели друг другу подарить. Девица, как луковка, во сто слоев одета. Потому и вины за собой не ощущает.

Отлегло от сердца. Дышать легче стало. Миловаться — милуются, но до любования не доходит.

— Как смотрины? — подошла к приживалке и в глаза заглянула.

— Радим просил ничего чудного не делать. Смирной была. Разве хозяин недовольство выказал? — подозрительно прищурилась девица.

— Наоборот, доволен тобой, — на этом я решила не останавливаться. — А жених кто?

— Такой же зодчий. Ему вторая женка нужна. Первая с хозяйством не справляется. Да и детей у него пять. Она слаба здоровьем стала. Не хочет на старости лет один остаться, — спокойно произнесла. Ни одна эмоция не показалась на лице.

— Но люб тебе другой, — взяла ее за руку, желая поддержать.

В душе девичьей что-то надломилось. Глаза ее слезами наполнились, но волю им не дали. Всхлипнув, Ульяна ко мне прижалась и зашептала.

— Если бы два месяца назад зодчий пришел, я бы сама к нему в дом ушла. И так странной считают, перестарком за глаза кличут. Не противилась бы, коли моей судьбой хозяин распорядился. Но Он... С Ним... К Нему... Все по другому. Сердце тянется. Душа трепещет. Тело стонет. Но ведь, все должно быть по-человечески. А будет ли так? Колдун ведь.