— Теперь я вижу, что передо мной и правда валдан и дильван. Но я должен был проверить. Они убили всех, кроме Гавана и меня.

Внимательно окинув взглядом бескрайнюю пустынную равнину и облегченно вздохнув, старик снова запер ворота. Гвилли забрал не пригодившуюся веревку с крюком и поспешил за Араваном и человеком в рясе. Пока они шли к церкви, которая представляла собой прямоугольное трехэтажное здание с высокими каменными стенами, у баккана было достаточно времени, чтобы осмотреться вокруг. Во дворе кроме церкви было еще несколько хозяйственных построек и жилых домов из серого камня. Прямо перед путниками у противоположной стены возвышалась монастырская колокольня. Стекла в окнах здесь, так же как и в церкви, были выбиты. Судя по расположению окон, внутри колокольни имелась винтовая лестница.

Они подошли к церкви, и старик, поднявшись по каменным ступеням, открыл дверь. Пропуская гостей вперед, он еще раз окинул их изучающим взглядом, который, скользнув по лицам друзей, остановился на неподвижно лежащем Урусе.

— О Адон, вид у него совсем дикий. Давайте скорее сюда, его нужно побыстрее согреть и осмотреть!

Они прошли по мрачному залу, освещаемому только дневным светом, который сочился через узкие окошки. Шаги их и звук от волокуши гулко отдавались под сводами церкви. Отворив двери в соседнее помещение, их провожатый сделал Аравану и Гвилли знак подождать и, быстро пройдя через зал, поклонился алтарю с изображением Адона. Затем он пригласил путников внутрь.

Помещение, в которое они вошли, оказалось длинным сумрачным залом, ставшим еще темнее, когда двери сами собой захлопнулись за спинами друзей. По обе стороны зала тянулись колонны, а наверх, к хорам, вели узкие лестницы.

Пол под их ногами заходил ходуном от подземных толчков.

Старик обернулся к путникам и проговорил:

— Меня зовут Доран, я настоятель монастыря. Вместе с другими монахами-адонитами я пришел в эту святую обитель в прошлом году, чтобы снова открыть ее для служения Адону. Все это время нам удавалось отбивать атаки рутха, но силы наши иссякли: из всех монахов в живых остались только я и раненый Гаван.

Баккан и эльф в свою очередь представились, назвав свои имена и не забыв про Уруса.

Доран открыл маленькую дверцу за алтарем и вывел их через тесную комнатку, полную ряс и какой-то другой одежды, в коридор, по обе стороны которого тянулись двери.

Доран открыл первую дверь справа и со словами: «Это лазарет» — вошел в комнату, где стояли шесть кроватей, а в дальнем углу имелся камин. На одной из кроватей спал молодой, чисто выбритый человек с перевязанной рукой, остальные пустовали. Сделав последнее усилие, друзья с помощью настоятеля осторожно перенесли Уруса на постель.

Араван достал из кармана пакетик с травами и извлек из него засушенные листья золотистой мяты.

— Это гвинтим, — живо откликнулся монах, сразу же узнавший лечебное растение. — Чай из его листьев бодрит и заряжает энергией, а если их приложить к ране, они вытянут из организма любой яд.

Араван с любопытством посмотрел на старика:

— Ты учился медицине?

— Немного, — ответил Доран, с состраданием взглянув на Гавана. — Конечно, я не врачеватель, но кое-что в травах понимаю.

Урус еще раз вздохнул и снова затих.

— В таком случае, Доран, могу я попросить тебя осмотреть этого человека, пока я буду готовить отвар из этих листьев? — произнес Араван и, получив согласие настоятеля, немедленно приступил к делу.

Гвилли взял чайник, стоявший у камина, и стал наполнять его водой из ведра.

Доран разбудил Гвилли и Аравана около полудня. В воздухе разливался аромат тушеного мяса. Баккан чувствовал себя так, будто на нем кирпичи возили, — усталость предыдущей ночи и трудный переход давали себя знать. Но делать было нечего — варорец покряхтел и встал с постели.

Араван опередил его: он уже сидел на краешке кровати Уруса и щупал его пульс. Медведь дышал теперь нормально и регулярно, и когда Гвилли дотронулся до его руки, то почувствовал, что она теплая.

— Я думаю, его жизнь теперь вне опасности, — с облегчением произнес Араван, поднимаясь на ноги.

Баккан не мог удержаться от вполне законного вопроса:

— Когда же он придет в себя?

Эльф пожал плечами:

— Этого мне знать не дано. Может быть, сегодня, а может, и завтра.

— А может, и никогда, — раздался мрачный голос Дорана, который на секунду отвлекся от раскладывания еды по тарелкам. — Я слышал раньше о подобных случаях, когда люди погружались в летаргический сон и больше никогда не просыпались. Такие больные много пьют и иногда принимают пищу, но им не дано вернуться к полноценной жизни. Возможно, для вашего друга было бы лучше умереть сразу.

— Что вы такое говорите! — возмутился Гвилли. — Я не сомневаюсь, что Урус очнется.

В этот момент с кровати Гавана, который до сих пор хранил молчание, донесся слабый, но проникновенный голос:

— Я буду молить Адона о его исцелении.

После того как друзья поели, Араван снова заварил чай из листьев гвинтима и принялся поить им больного.

Гвилли же так наелся, что еле добрался до кровати и уже не смог сдвинуться с места.

Баккан проснулся только поздно ночью. В лазарете стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь спокойным дыханием спящих. Приподнявшись и осмотревшись по сторонам, Гвилли заметил, что кровать Аравана пуста.

Тихонько, чтобы не разбудить монахов, варорец встал с постели, выскользнул в коридор, прошел по гулким церковным залам, пересек монастырский двор и подошел к крепостной стене, на которой маячила одинокая фигура Аравана. Баккан поднялся по шаткой лесенке наверх. Эльф сказал:

— Возвращайся в лазарет, Гвилли. Сегодня я буду караулить, а завтра ты.

Гвилли вяло запротестовал:

— Но ведь ты тоже устал и тоже хочешь спать. К тому же ночь холодная. Давай я покараулю немного.

Но Араван решительно стоял на своем, уверяя, что он хорошо выспался днем. Кроме того, эльфы отдыхают в своих воспоминаниях, и им не обязательно для этого ложиться в постель.

Гвилли не заставил себя долго упрашивать и поскорее вернулся в теплый лазарет.

Варорец проснулся на следующее утро посвежевшим и отдохнувшим. За окном бушевал ветер, и, судя по всему, к вечеру должна была разразиться буря. При мысли о Риате и Фэрил у баккана все холодело внутри. Что будет с ними, если они не найдут надежного укрытия?

Урус на этот раз сам проглотил целебный чай, хотя по-прежнему был без сознания.

Скрипнула дверь, и в комнату шаркающей походкой вошел Гаван, который еле приплелся в лазарет после долгой молитвы перед алтарем. Рана его была не опасна, но стрела, попавшая юноше в руку, была пропитана ядом, и, хотя листья гвинтима сделали свое дело, Гаван был еще очень слаб.