Я вытащила из сундука пальто, пояс, развернула черную рапиру, кошелек с мелкими монетами, ученический значок, перчатки. Спрятав локоны под шляпку, проверила наличие ингредиентов. «Сухая вода», «ржа», «семена пустоты», «земляной настой», «горошинки тьмы», «проявитель», «куриная слепота» – все на месте. Я закрыла окно и оглянулась. Теперь комната не была столь безукоризненно прибрана: сундук чуть сдвинут, шкаф со шляпками открыт, на смятом покрывале лежала скомканная упаковочная бумага, рядом сломанный матушкин клинок.

Почему у меня такое чувство, что я собралась на бой?

Всего лишь спущусь в город, выслушаю Криса, если он, конечно, захочет говорить, и вернусь в Академикум.

– Вот только себе не ври, – проговорила я. – Выслушать-то ты выслушаешь, но вот вернешься ли? – и, словно боясь передумать, быстро вышла из комнаты.

Дирижабль не трясло, он спускался плавно и почти неосязаемо. Не надо только смотреть в окно, не надо думать о том, что под ногами у тебя пустота. Много-много пустоты.

На этот раз тревожное ожидание было скрашено мыслями и сомнениями. Я живо представляла себе вариации предстоящего разговора с Крисом, но почему-то упорно скатывалась к сценам из бульварных романов. Он возьмет меня за руку, посмотрит в глаза и скажет… Тут фантазия выдыхалась, потому что я представляла, что он может сказать, и это совсем не сочеталось с романтикой.

Я даже покраснела от злости и поймала внимательный взгляд стоящего у окна мужчины в длинном пальто и круглых очках. Но тут же поняла, что мое смущение интересует его в последнюю очередь. Внимание привлекла висевшая у пояса рапира из чирийского железа. Еще лет десять назад это смотрелось бы крайне вызывающе, даже матушка всегда выступала против сочетания юбки и клинка. Одно дело заниматься с домашними учителями и другое – выставлять это на всеобщее обозрение. Но времена изменились. Например, мисс Ильяну такие тонкости вовсе не заботили. Хотя до сих пор можно было услышать рассуждения того или иного ретрограда о том, что оружие и женщины – не лучшее сочетание. Слава Девам, князь не особо прислушивался к выкрикам подданных, требующих вернуть Аэру в каменный век. Он вообще мало к кому прислушивался.

Кольнуло беспокойство: а не совершила ли я ошибку, взяв рапиру? Гикар мертв, его лавка сгорела, и теперь никто не сможет подтвердить факт покупки клинка.

Я положила руку на эфес, мужчина учтиво коснулся навершием трости шляпы, словно извиняясь за излиший интерес, и отвернулся к окну.

Мысли побежали по кругу. Перед глазами снова встала сцена: мы с Крисом в кафе, он улыбается и уверяет, что все будет хорошо… Нет, это какая-то особо опасная болезнь, а не любовь! Я вздохнула. Если барон в чем-то меня и уверит, так это в том, что зря сюда явилась.

Далеко от воздушной гавани я не ушла, миновала зал ожидания, кассы и устроилась за столиком кафе, как раз напротив широкого окна. Долго ждать не пришлось: через четверть часа у парапета, с которого открывался головокружительный вид на Льеж, появилась компания мальчишек в куртках разной степени потертости. Они громко смеялись, косясь на витрину с пирожными. Я демонстративно подняла серебряную монету. Стоявший ближе всех к окну мальчишка быстро сообразил, что сулит ему ее блеск, и, с опаской покосившись на остальных, юркнул внутрь.

– Отнесешь эту записку в трактир «Пьяный кучер». – Монета исчезла в одной грязной ладони, сложенный вчетверо листок – в другой. – А если принесешь ответ, получишь вдвое больше.

Паренек согласно шмыгнул носом и, выскочив за дверь, бросился сначала к своей ватаге, а потом уже они все вместе с шумом и гиканьем сбежали по ступеням вниз, к улице.

– Леди желает что-нибудь еще? – Подошедший официант проводил неодобрительным взглядом моего посыльного и посмотрел на стол, где в одиночестве томилась чашка чая.

– Леди желает побыть в одиночестве. – Вторая монета исчезла в чистых холеных ладонях.

А потом потянулись часы ожидания. Приземлялись и взлетали в чистое небо дирижабли. Скрипели платформы и телеги с грузами. Спускались и поднимались пассажиры. То шумное семейство с пятью детьми, то чопорные матроны в черных чепцах. Мимо проехала нагруженная вином телега, на каждом бочонке было выжжено клеймо: расправившая крылья сова. Клеймо дома Оуэнов. Они поставщики вин двора первого советника. Хотя эти бочки, судя по количеству и свежему дереву, предназначались кому-то рангом пониже, молодое вино аристократы не особо жалуют. Скорей всего, заказали на народные гуляния по случаю Дня Рождающихся Дев.

Рождение богинь отмечали все. Знать – балами и щедрыми пожертвованиями, простой люд – угощениями и танцами на площади у ратуши. Обещали ночной фейерверк и традиционный «золотой дождь» с дирижабля для тех, кто не нашел в себе силы окунуться в купель.

Не знаю, откуда пошла эта традиция, но в ночь рождения первой Девы Одарительницы было принято вырезать в Зимнем море прорубь и с благословения жриц окунаться в нее с головой. В знак уважения к богине, которая была рождена в воде. Люди следовали этой традиции ровно до тех пор, пока в одну из зим лед не треснул и на свидание с Девами не отправилось разом пять десятков человек. На следующий год жрицы установили на главной площади что-то вроде большой каменной чаши, в которую заливали благословенную воду, и народ с радостью дрызгался, не боясь утонуть. Или замерзнуть насмерть. Но все-таки большинство предпочитало оставаться в сухой и теплой одежде. Такое наверняка не нравилось богиням, и с развитием воздухоплавания было положено начало новой традиции. Теперь благословенную воду во время праздника разбрызгивали с дирижабля, чтобы никто не ушел обделенным. Смысл названия «золотой дождь» от меня ускользал, как сказал однажды папенька, видимо, когда его придумывали, ориентировались на стоимость действа.

Мимо окна проехала еще одна телега, на этот раз с ящиками с неизменным совиным знаком. Это уже товар в бутылках, явно не для простого народа.

По стеклу постучали, я вздрогнула и сфокусировала взгляд на окне. На улице стоял мальчишка в стоптанных башмаках и призывно хлюпал носом. Чай давно и безнадежно остыл, солнце сместилось вправо и начало обратный путь к горизонту. Я вышла из кафе, и парнишка передал мне неопрятный клочок бумаги, словно второпях вырванный из книги, где на полях кто-то коряво написал два слова: «сгоревшая библиотека».

– Держи. – Я бросила посыльному на ладошку еще две монеты, увидела, как на усталой физиономии появляется улыбка, и поспешила по ступеням вниз, на ходу надевая перчатки. Крис все-таки ответил.

– Спасибо, леди-маг, – прокричал мне в спину парнишка.

Мимо библиотеки, прозванной в народе «сгоревшей», я как-то раз проезжала с родителями. В Академикуме была своя, так что ученики не испытывали потребности в дополнительных источниках знаний. Да и не помогут Академикуму все библиотеки Аэры: сегодня летающий Остров над Льежем, а завтра? В Чирийских горах? Над Зимним морем или Ирийской равниной?

Раньше самая крупная библиотека Аэры располагалась в столице, но после крушения дирижаблей десять лет назад прямо на городские кварталы Эрнесталя то, что удалось спасти от огня, перевезли в Льеж. Говорят, вонь от пропитанных запахом гари фолиантов стояла на улице не одну неделю. И первая библиотека Аэры стала известна как «сгоревшая».