Долго стоял на корме. Остров удалялся вместе с Поклонным крестом, установленным апостолом Андреем Первозванным. Вот он скрылся в вечерней мгле, чудесный Валаам, «предивный остров, древний и святой», оставляя по себе тревожную память и мучительные, неразрешимые вопросы.

4

У каждого человека есть малая родина. Не большая страна, великая и могучая, со своими законами и народом, а маленький клочок земли, где он родился, произнес первые слова, научился ходить. И куда бы в дальнейшем не бросала его судьба, в памяти навсегда осталась лесная тропинка, сенокосные поляны, шум могучих сосен, раскачивающихся от сильного ветра, езда на лошадях, походы с одноклассниками по заповедным местам, уборка урожая.

Он никогда не забывал родные места: реку Илим, Красный Яр, Качинскую сопку, речку Тушаму, Кулигу, и единственную деревенскую улицу, вытянувшуюся вдоль крутого берега Илима. И, разумеется, знаменитую поляну. Ни в одном краю, да и во всем мире, пожалуй, не было такой поляны, как перед деревней Погодаевой. Место встреч, игр, праздников, собраний и гуляний по самому разному поводу. Поляна была большой, место красивое. По традиции, идущей из глубины веков, осенью и весной на ней жгли костры. Первобытная, какая-то языческая радость охватывала людей, они приплясывали, прихлопывали и пританцовывали, словно северно-американские индейцы. Здесь давали клятвы, уезжая в другие края, сюда приходили прощаться. Но все это осталось только в памяти.

В действительности у него нет Малой Родины. Нет кусочка земли, где была деревня Погодаева с длинной улицей вдоль реки, цветущей черемухой, белизна которой, словно платья невест, ярко выделялась на зеленом фоне. Нет деревенских палисадников с цветниками, нет и самих домов — добротных, рубленых по большей части из лиственницы, а значит — вечных. Нет той самой поляны, что была на краю деревни, доброй предвестницы жилья. Вышел из тайги, добрался до поляны, и ты уже дома: слышны звуки жизни, душа поет от радости.

Все исчезло в один миг, словно легендарная Атлантида. Кому это понадобилось? Безумцам. Горе той стране, во главе которой стоят безумные люди. Сколько бед вершат они, не ведая об этом. Илимская пашня, отвоеванная у тайги за триста лет по кусочку, по капельке, осталась под водой.

Да что для безумцев чужой край, они уничтожат и свою собственную малую родину, прикрываясь заботой о людях и болтая о «высших целях». Какие это цели, люди знают на своем собственном горьком опыте. Советская власть приобрела большой опыт в деле переселения не только отдельных граждан, но и целых народов.

Слова монаха, сказанные на Валааме, глубоко запали в его душу. Анализируя, раскладывая все по полочкам, он был почти уверен, что все это ему приснилось. Не могло такого случиться наяву. С другой стороны, он знал, что не засыпал ни на секунду и все время контролировал себя. Но что это за странный монах, который знал о могиле матери на Красном Яру? Может, это материализовались его собственные мысли? Он не верил в мистику, но объяснить ничего не мог. Наконец, он принял решение: надо ехать! Отбросил сомнения, возражения жены, приступы болезни. В голове стучало: надо ехать! надо ехать! надо ехать!

От Питера до Красного Яра напрямик пять тысяч километров. Но это по карте. В реальности путь туда значительно длиннее, потому что идет кругами. Сначала нужно добраться до Москвы. Самолет из Питера в Иркутск стал редкостью, билет на этот рейс стоит в два раза дороже, чем через Москву. Почему и от чего это происходит, никто не станет объяснять. А если уж попадется слишком любознательный и настырный, ему ответят: во всем виноват рынок.

От Иркутска до Железногорска-Илимского самолеты нынче не летают: не стало малой авиации. Видимо, тоже рынок стал причиной. Все самолеты и аэропорты уничтожены, они не нужны бедным людям в бедной стране. Осталась железная дорога, слава Богу, на металл ее пока не сдали. Да еще автодорога, что была пробита среди тайги нашими предками. Как не крути, чтобы добраться до деревни Погодаевой, нужно преодолеть семь тысяч километров. В один конец.

Сестра Мила из родных мест никуда не уезжала. Когда пришел потоп, она перебралась в Новую Игирму, за сто километров от Погодаевой. Она сумела перезахоронить мамины останки. Кладбище безумцы устроили на вершине Красного Яра, хорошо понимая, что добраться к нему можно двумя путями: на вертолете или на катере. И то и другое простому народу недоступно. Вот потому среди огромной водной глади пристроилось кладбище на Красном Яру. Люди наведывались сюда по великим праздникам: когда мочи не было терпеть и душа просила поговорить с родным человеком.

А когда-то эта вершина Красного Яра, где стоит кладбище, была самым любимым местом сельчан. Отсюда можно было увидеть далекий мир, на десятки километров окрест, поговорить со знакомыми земляками, родственниками, выпить стопку-другую, спеть песню. Но не звучат нынче песни, место это — место скорби, памятник безумию и жестокости.

Он был у сестры только один раз, в марте восемьдесят девятого. Но тогда из-за непогоды и большого количества снега ему не удалось побывать на могиле матери. В тот приезд все отталкивало его, все было чужим, неприветливым, неузнаваемым. Да и о чем говорить: расчистили делянку в тайге, поставили дома, свезли людей с затопленных деревень и сказали — это будет ваша родина, любите ее. Возможно, для тех, кто здесь появился на свет, это и станет малой родиной, но как быть с теми, кто еще жив и хорошо помнит «Илимскую Атлантиду»?

Семь тысяч километров остались позади. Он добрался до поселка Брусничное. Теперь — на катер, и по знакомым местам. Он стоял на берегу в ожидании катера и смотрел на воду. Вдали виднелись знакомые очертания Красного Яра. Одиннадцать километров разделяли их. Где он сейчас находится? Нет, не в теперешнем красивом поселке, который построили уже без него, а в той, прошлой жизни. До Кулиги — три километра, до Малой речки — четыре, значит, сейчас он ближе к Россохе. Он ведь часто бывал здесь! Ходил за грибами и ягодами. Но где знакомые ориентиры? Справа — Качинская сопка, она вечная, ей никакая вода не страшна, но уж если и она уйдет под воду, Сибири не будет.

Катер тяжело преодолевал волны, в свое время на Илиме их называли валами. Он крепко держался за поручень, даже пальцы побелели. Странное ощущение испытывал он: когда-то мальчишкой, переплывая на лодке Илим, он смотрел на воду, в которой отражались облака. Было ощущение, что суденышко плывет не