— Это старый солдат моего отца, — пояснила она, когда Тунор вернулся и расставил на столе угощение — кувшинчик с пивом, жареных угрей и ячменные пирожки с медом. Поклонившись, он удалился, а девушка продолжила: — Тунор был ранен в стычке, стал калекой, но все еще силен, вот отец и пристроил его охранять это пристанище. На противоположной стороне островка располагается его хижина. Тунор нелюдим, и ему хорошо тут только с собаками.

Говоря это, Милдрэд не спешила закрывать дверь. Девушка стояла у порога и смотрела на быстро темнеющее небо, на удаляющегося Тунора, который шел через волнуемые ветром заросли и уводил за ошейники псов. Сказала, как хорошо, что они оказались подле охотничьего домика, где можно будет переждать грозу. Вон как небо потемнело, будто уже настал вечер. И молнии то и дело полыхают в туче.

— Милдрэд, — прервал ее быструю, нервную речь юноша. Сделал паузу, когда в вышине раздался оглушительный раскат грома, потом подошел к девушке и взял ее руки в свои. — Кошечка моя, ты ведь не просто так привела нас сюда?

Она молчала, глядя на него снизу вверх мерцающими ярко-голубыми глазами. В проем двери врывался ветер, колыхал завитки волос у ее лица, развевал легкую траурную вуаль, скрепленную на плече брошью. И тут ветер стих, настала немая тишь и стало слышно, как по воде застучали первые тяжелые капли дождя, который уже в следующее мгновение усилился и пошел плотной стеной, заполонив все вокруг, налетел шквалами под пахнувшим холодом ветром.

Артур закрыл дверь, и сразу стало тихо. Он повернулся к девушке, но она торопливо отошла.

— Я поняла, что нам не успеть в монастырь до дождя, и решила, что тут мы вполне сможем переждать грозу.

Говоря это, она принялась чиркать кресалом, высекая искры, потом зажгла свечи. В покое разлился теплый, ясный свет.

Артур по-прежнему стоял у дверей. Опять загрохотал гром. В маленькие окошки с закрытыми ставнями стучал дождь, потом стук усилился, стал оглушающим.

— Милдрэд, нас будут ждать в монастыре, — негромко произнес юноша. — Там будут волноваться и поднимут тревогу.

— Не поднимут. Преподобная Отилия предупредила меня, что не огорчится, если мы вдруг не явимся.

Она резко повернулась, перебросила светлые косы на грудь и крепко их сжала.

— Преподобная Отилия сама хотела, чтобы я осталась наедине с тобой. Можешь верить мне, можешь нет, но это так!

И не успел юноша ответить, как Милдрэд кинулась к нему, обняла, прижалась всем телом, покрывая его лицо, губы, шею быстрыми, жадными поцелуями. В первый миг Артур не смог не ответить, но потом вдруг почти оттолкнул ее. Отвернулся к двери, прижался к ней лбом, бурно дыша.

— Нет, — глухо произнес он и глубоко вдохнул, постепенно успокаиваясь. — Я желаю тебя до умопомрачения, но…

Он резко оглянулся. Пряди черных волос упали на остро блестевшие глаза.

— Я не могу так поступить с тобой, котенок. Ты — моя невеста, и я должен заботиться о твоей чести. Ты должна предстать перед алтарем чистой и непорочной. Чтобы я мог прямо глядеть в глаза твоим родителям. Они готовы верить мне, а мы и так им лжем. Не стоит присовокуплять еще одну ложь. И я… и мы… Мы подождем своего часа!

Он смотрел на девушку почти с вызовом, но она лишь улыбнулась, не поднимая глаз.

— Артур, но нам и не нужно заходить так далеко. Ах, эта потеря невинности в преддверии венчания! Как это всех пугает! Но видишь ли… Ой, мамочки, где мне взять силы, чтобы сказать… сказать такое!.. — Она топнула ножкой и, сжав кулачки, подняла голову, устремила взгляд на низкий бревенчатый свод, словно искала там вдохновения.

И заговорила быстрым шепотом, не глядя на него. О старых обычаях, о том, как можно любить друг друга, не доводя до соития, что исстари повелось, что можно ласкать друг друга… особыми способами… ласкать тело друг друга… губами и руками, как тереться друг о друга, и… и… Артур ведь знает это! Разве она должна его учить тем ласкам, каким предается молодежь в селениях…

Ей было стыдно. И когда новый грохот сверху заставил ее умолкнуть, она почувствовала, как дрожит от напряжения. Это напряжение ощущалось везде: в небе, в воздухе, здесь… В распиравшем грудь сердце и пылающих губах. Милдрэд сказала эти бесстыдные речи и теперь… была напугана собственной смелостью, но и возбуждена до ломоты во всем теле. Она просто вибрировала от сознания, что сама предлагает сделать такое с собой мужчине… что сама готова сделать с ним это. Ибо все в ее мире изменилось: она была иначе воспитана… она никогда не считала себя похотливой крестьянкой… до сего момента.

Артур шагнул к ней. От ее бесстыжих, великолепных слов его охватило жгучее желание. И он сжал ее лицо в ладонях. Глядел в блестящие, широко открытые глаза.

— И ты сделаешь для меня это?

— Сделаю, мой Артур. Я не хочу, чтобы тебе было плохо после моих объятий.

— Да мне с тобой рай!

Он подхватил ее на руки, закружил, потом стал целовать, не опуская. И она то сама целовала его, то вдруг слабела, откидываясь в его руках, готовая позволить делать с собой все, что угодно.

Когда Артур поставил ее, она едва могла стоять. А он медленно опустился подле нее на колени и стал приподнимать подол ее платья. Милдрэд пошатывалась, закрыв глаза и запустив пальцы в его длинные мягкие волосы, невольно сжала их. Почувствовала его губы у себя над коленом, а потом он, целуя ее, стал подниматься все выше, скользя руками и губами по внутренней поверхности бедра. Он оглаживал ее ноги, поднимая подол все выше. И вдруг…

Милдрэд широко раскрыла глаза, пошатнулась и, если бы он не подхватил ее, наверное, рухнула бы.

Она почти не заметила, что он уложил ее на постель. Все вокруг плыло и мерцало. Она уходила в темноту, прикрыв веки и наслаждаясь обрушивающимися на нее ощущениями, а затем приподнималась, умоляя, чтобы он продолжал. Милдрэд и не ожидала, что может испытывать такое. Ее сердце неудержимо билось, в животе что-то дрожало, ей казалось, что она переполнена бурлящими соками, что вся она горячая и влажная. И когда юноша, тяжело дыша, приподнялся и стал распускать шнуровку на ее груди, она принялась помогать ему непослушными, дрожащими пальцами.

Милдрэд рада была выскользнуть из такой ненужной, такой тяжелой сейчас одежды. Ей нравилось, как он смотрит на нее — восхищенно и страстно. Ей всегда говорили, что она изумительно сложена, и ей хотелось показать себя Артуру. Себя всю… И эти упоительные ощущения, когда он ласкал и целовал ее тело. Его прикосновения были легкими и умелыми, он знал, как ласкать женщину. Милдрэд задохнулась, когда Артур стал гладить воспаленные кончики ее сосков… и там, внизу, отчего ее сотрясала крупная дрожь…

Не спуская с нее глаз, Артур стал торопливо раздеваться, и она с радостью помогала ему стягивать одежду.

Не думая больше о стыде, девушка скользила взглядом по его золотистой коже, задержалась на широких плечах и длинных, с сильными мышцами руках, где кое-где светлели полоски старых шрамов. Она смотрела на его крепкую грудь, покрытую темными волосами, которые редели, переходя в узкую полоску на тугих квадратиках мышц живота. Худощавый в кости, Артур был весь словно вылит из таких тугих мускулов. А внизу, ближе к паху, темные волосы опять густели. Милдрэд, затаив дыхание, смотрела на его твердый вставший член. Она была взволнована и даже сквозь оглушающее ее возбуждение почувствовала, как в ней опять рождается стыдливое смущение. Это ее рассердило. Ведь перед ней был ее Артур, роднее и дороже которого для нее не было никого на свете! И она так хочет доставить ему радость!