— Джон Стамфорд погиб на Западном фронте в 1917 году. Не сбылись его мечты вернуться домой. К концу войны его семья разорилась. Дом продали. Что стало с его сестрой, неизвестно. Наверное, вышла замуж и куда-то уехала. Ясно лишь то, что имущество Олд-Мэнор продали с аукциона.

Вот этой распродажей группа Андерсона занялась вплотную. Достали каталоги со всеми лотами, сконцентрировались на тех, которые включали чучела птиц и животных. Затем сузили поиск до лотов, где могла находиться нужная птица. В каталоге были указаны данные покупателя каждого лота, и люди Андерсона их всех нашли. След мог простыть в любой момент, по справедливости должен был простыть, но чудесным образом этого не произошло. Андерсон был еще в Нью-Йорке, а его люди проследили судьбу каждого интересного лота.

— Списки в гроссбухах были составлены не по-научному, — объяснил он. — Там давалось лишь общее описание лота. Например, «коллекция чучел певчих птиц» или просто «четыре голубки и голубя». Методом исключения я ограничил поиск семью предметами. Мы проследили их судьбу до настоящего времени. Всех семи. Если хотите, подсчитайте вероятность успеха. Вот тогда я решил приехать. Признаюсь, меня сильно заботило, как бы нас кто не обошел. — Он посмотрел на меня. — Но кажется, тревоги были напрасны.

Я кивнул, не сводя глаз с Андерсона, и внимание снова переключилось на него. Он ненадолго замолчал, как фокусник перед исполнением трюка.

— Шесть предметов мы уже осмотрели. Среди них нашей птицы нет. Завтра я получу фотографии последнего, и все закончится.

— Фотографии? — разочарованно протянул Поттс. — Фотографии? А где сама птица?

Андерсон вскинул брови.

— Этот последний предмет оказался довольно далеко от Линкольншира. Мой помощник сегодня видел его, завтра привезет снимки.

Поттс нахмурился.

— При всем уважении к вам, мистер Андерсон, мне кажется, вы рано празднуете победу. Откуда у вас уверенность, что птица была на той распродаже?

На лице Андерсона не отразилось тревоги.

— В конце войны, мистер Поттс, у Стамфордов были большие долги. А кредиторы проявляли исключительную требовательность. Марте Стамфорд позволили сохранить лишь немногие личные вещи. Это ясно указано в официальных документах. Все остальное продали.

— Но птицу можно было отдать кому-нибудь еще до распродажи.

— Конечно, — произнес Андерсон. — Но зачем ей было отдавать кому-то птицу? Другое дело — продать. Но скрыть продажу было бы довольно сложно. К тому же она нигде не зарегистрирована. Разумеется, существует вероятность, что птица исчезла из Олд-Мэнор до распродажи. Но похоже, этого не произошло. И всем хорошо известно, что рисунки Руале так до сих пор нигде не появились.

— А если завтра на фотографии окажется другая птица, не с острова Улиета? — спросил я.

— Тогда это проигрыш, мистер Фицджералд. Продолжать поиск было бы непрактично. В конце концов, невозможно облазить все чердаки в Англии. Если вы подскажете, как сузить поиск, я был бы вам очень признателен.

Все посмотрели на меня.

— Нет, — промолвил я. — Вы правы. Если птица не попала на распродажу, то она может находиться где угодно.

Впереди ее ждало тяжелое испытание, связанное с прибытием на остров. Его мисс Браун страшилась даже больше, чем шторма. Но когда это произошло, красота подавила страх. Достаточно было беглого взгляда, первого запаха, принесенного ветром, и она замерла, завороженная чудом. Когда «Робин» подошел ближе и стало возможно различать детали деревьев, строений, ее охватила неведомая доселе радость. Она сознавала, что после этого станет иной, не такой, как прежде.

Последнюю милю пути «Робин» прошел недалеко от берега, и у мисс Браун была возможность внимательно рассмотреть проплывающие мимо дома, разбросанные в беспорядке на фоне зеленых холмов. В порту все случилось само собой. Она сошла на берег как в трансе. Никакого страха. Никто в толпе на нее даже взгляда не бросил. Город показался ей другим, не таким, как описано в книгах. Ярким и дразнящим. Теснящиеся вокруг бухты белые дома, новые звуки, перемешанные с гортанной иностранной речью. Она видела, как пассажир рядом брезгливо зажал нос платком, но ей запах смолы и гниющих фруктов не представлялся противным. Мисс Браун посмотрела на подернутые дымкой зеленые холмы и улыбнулась.

Мальчик-юнга с «Робина» передал ее вещи на попечение другому мальчику на берегу, который прибыл из Английского Дома.

— Сеньор Бернетт? Ви прибыть, — произнес он серьезным тоном. Затем, не особенно вглядываясь в лицо, повел ее к ожидающему экипажу и вспрыгнул на площадку сзади. — Ваш вещ, они прибыть.

Возница, непонятно какой национальности, лет пятидесяти, с лицом, обожженным солнцем, взял вожжи и тронул коляску. Потом повернулся к мисс Браун, изобразив улыбку. Вероятно, в этот момент в его глазах вспыхнули искорки любопытства. Его удивила необычная внешность заморского гостя. Но ей это было сейчас безразлично.

Они миновали прибрежную часть города, и возница начал показывать ей достопримечательности, комментируя на ломаном английском:

— Там Игрейжа. Церковь. Санта-Клара.

Она бросила взгляд. Между деревьями мелькнула колокольня собора и скрылась из вида. Строений становилось меньше, и вскоре экипаж свернул на дорожку, окаймленную буйно цветущими незнакомыми деревьями. Вдали отчетливее проступали холмы. Мисс Браун испытала прилив приятного возбуждения, осознав, что уже завтра сможет погулять вблизи них. Это казалось чудом.

Нескончаемый восторг помог ей спокойно пережить прибытие в Английский Дом. Экипаж свернул на узкую дорожку, подъехал к аккуратному каменному дому, спрятавшемуся в тени деревьев. На пороге появилась полная женщина. Вытерла руки о фартук, качнулась в быстром поклоне и с улыбкой двинулась вперед. Это была миссис Дрейк, вдова виноторговца из Бристоля, хозяйка Английского Дома. Она разразилась длинным приветствием, собиралась, наверное, говорить дольше, но вдруг остановила взгляд на лице гостя и замерла.

Решение Банкса отказаться от участия в плавании с капитаном Куком вызвало сенсацию. Вся его группа — Соландер, Зофанни и остальные — были вынуждены тоже отказаться. Задуманная великая научная экспедиция закончилась, не начавшись. Банкса срочно заменил Форстер, известный натуралист, взявший главным рисовальщиком экспедиции своего сына, но все понимали, что первоначальный замысел им осуществить не удастся. Для недругов Банкса это явилось подтверждением того, о чем они говорили раньше. Банкс слишком самоуверен и не уважает мнение знатоков. Для друзей это было непостижимо. Она знали, что Банкс мог быть капризным, но помнили о его решимости и амбициях, об огромных надеждах, какие он возлагал на путешествие с капитаном Куком. Казалось необъяснимым, как он мог принести все это в жертву лишь из-за уменьшения своей каюты на несколько футов. Даже если это вопрос чести, зачем проявлять такое упрямство? Для всех членов группы его решение означало большие денежные потери, а также крушение научных планов. Они собирались группами и негромко беседовали, качая головами.