детстве, манили и притягивали со страшной силой, подтверждая, что перед ним не сон, а живая любимая женщина. А ведь он уже почти смирился, что потерял её… И в следующую секунду почувствовал прикосновение к своей груди твёрдых сосочков и горячее дыхание, обжигающее его губы. Хрупкая женщина атаковала своего богатыря, гору мышц, страстно и напористо. Завалив на себя, впилась в чувственные пухлые губы капитана, как голодная волчица в свою добычу. Эти губы могли сделать с ней всё, что угодно. Они приносили столько дивных минут, оставляя после себя послевкусие, которое уже ничем невозможно было заменить. Как она раньше этого не понимала? Ощущение крепкого большого мужского тела дополняло состояние блаженства, похоть начинала свои дьявольские пляски.

– Дюймовочка моя, я раздавлю тебя. Давай…

– Нет, ни за что. Я хочу прилипнуть к тебе, влезть в тебя, не расставаться ни на секунду. Вовка, я тебя слопаю, а если не получится, то поднакусываю . Самый сладкий, самый вкусный, самый желанный мой Алёшкин… Единственный мой навсегда…

И, действительно, принялась уплетать, впиваясь в губы, в подбородок, шею, во все, попавшие под раздачу, кусочки мужского тела. Прикусывая и причмокивая, сильно прижимаясь к нему, цепляясь за плечи, рельефные мышцы рук и ног, Люська своим неистовым желанием вызывала у любимого мужчины такую же жажду блаженства… Пока не улетела окончательно в вояж «назад в будущее», вспоминая и наслаждаясь упоительными ласками, мечтая о том, чтобы этот фейерверк не закончился никогда…

И что? Нужно было столько всего пережить, чтобы понять это? Вероятно, да! «Проверено временем и пространством» – фишка Алёшкиных. Экзамены сданы, диплом получен, впереди – практика длиною в жизнь, вернее, жизнь, которую ещё читать и читать, учить и учить, применять теорию в бытьё-житьё.

Жизнь на двоих, мир пополам, Вселенная поровну… Ничего не надо объяснять, когда каждое прикосновение отдаётся сладким нервом во всём теле, когда вместо слов – поцелуи, а все вопросы решаются одним взглядом, опустившись на дно любимых и таких родных глаз…

Через неделю провожали Валерию, на следующий день она улетала на север. Счастливая Римма Ивановна, заполучившая в свою квартиру, хвала всевышнему, семью племянника, затеяла пир горой. Все ей помогали, таскались с тарелками и продуктами, толкались, отстраивали детей и хохотали. Смех не умолкал ни на минуту. Звонок в дверь прозвучал неожиданно. На пороге стоял старший Алёшкин. Последний раз он был тут лет пять назад.

– Папа! Ты откуда? Почему не предупредил, я бы встретил тебя. – Сын обнял отца.

– Я проездом из Скандинавии. Узнал о болезни Риммы, решил проведать. Как она?

– Кого я вижу! Какого красивого дядечку к нам занесло! – Римма Ивановна развела руками. – Проходи, добрый путник, не стесняйся. Чему обязаны лицезреть вас?

– Я пройду. Но сначала выдели мне пять минут.

– Ой, какие мы серьёзные! Расслабься, Алексей! – Римма была в отличном расположении духа и не собиралась его портить. – А ты приехал на семь минут, одна до, одна после и пять на общение? Может, отложим? У нас сегодня сабантуй стихийный, мы столько вкуснятины наготовили. Ну что за спешка!

И папа сдался. К концу вечера он уже был свой в доску. В отличие от своего сына, отец всё время балагурил, много шутил, развлекал детей и разновозрастных девочек. Удивительно, но он называл маленького Лёшку своим внуком и радовался тёзке. Он так и сказал: «Как я рад, внучек мой, дорогой Алексей младший!» Чудесный получился вечер. Проводив Леру с мамой и детьми домой, Люська с Володей неожиданно потеряли старших. Вот только крутились, и испарились. Пройдя по квартире, они обратили внимание на открытую входную дверь…

На лестнице, прямо на ступеньках, сидела Римма, а папа Лёша, стоя перед ней, целовал её руки и заглядывал в глаза, но женщина отводила взгляд.

– Риммочка, я так испугался за тебя. Просто потерял покой. Ты же такая жизнелюбка, никогда не жалуешься, веселишься и даже печалишься как-то не по-настоящему, как будто не веришь, что может произойти что-то плохое. И вдруг… Ты, правда, хорошо себя чувствуешь?

Володя опешил. Стоящая сзади Люся поняла, что он не в курсе бурной молодости его взрослых родственников.

– А что происходит?

– Ничего, просто столько лет знакомства роднят лучше всяких бумажек. Пойдём, я устала. – И утащила его, только поведя плечиком.

Если тётка не посчитала нужным рассказать Володе о своей драме, она, тем более, не имеет права. Но эта сцена не выходила у неё из головы. Господи, какая нелепость! Как можно было просуществовать врозь всю жизнь, нося в своих сердцах любовь друг к другу? Такие одинаковые, отец и сын Алёшкины, высокие, от природы сильные и крепкие мужики, внутренне оказались такими разными. Какое счастье, что именно Володя влюбился в Люсю Градову и не изменил своей любви, подарив и ей это замечательное чувство.

Леру с детьми встречал сослуживец Романа. Погодка была ещё та. Как они сели, непонятно! Но тревога, толком не покидающая её все эти дни, обострилась мгновенно, не увидев своего милого на бетонке аэродрома.

– Здравствуйте, Валерия! Не волнуйтесь, Майор Трошин будет ждать вас уже в городке. Давайте скорее, ветер усиливается, надо поторопиться.

Машина, хоть и военный модернизованный Уазик, застряла на полпути, дорога впереди уже не просматривалась. Это было очень серьёзное происшествие. Офицер ругал, на чём свет, и лётчиков-камикадзе, прилетевших в такую пургу, и командование, не выделившее вездеход, и себя, решившего проскочить, а надо было остаться, убедить Леру не рисковать, а переждать в аэропорту. Ну что уж теперь! Одна надежда на Трошина: уж он-то не оставит свою семью в беде. И, правда, через пару часов они увидели сквозь сплошную пелену снега яркие пучки света. А ведь уже начали замерзать… Всю дорогу их трясло и подбрасывало, Лерка вцепилась в детей мёртвой хваткой, особенно переживала за Ваньку, плохо переносящего холод. А ведь мамочка Леры предупреждала и просила оставить мальчугана. Трошину было, явно, не до них, спасательная операция отнимала всё внимание и силы. Они не перекинулись даже парой фраз. Всё-таки, он непредсказуем, опять виноватит жену. Единственные недоразумения в семье Трошиных, теперь, возникали только на почве детей. Даже, когда Ромка переносил своих родных из машины в подъезд, и их сносило, как пушинок, и засыпало, как снеговиков, он молчал. Зато в квартире царило тепло и вкусно пахло, но злющий Роман портил уютную картинку. Лерка уселась в прихожей, не выпуская из рук ребятишек, перепуганных и уставших.

Они уже проходили подобное в той жизни, в другом военном городке. И так же Лерка терялась в догадках, что, зачем и почему.