– Ну что вы, Иона! – хохотнул пастырь Симон, хотя глаза его оставались холодными. – Какая похвальная настойчивость. Но пока таких чрезвычайных мер не требуется. У нас есть блудница, ее и допросим. После нескольких бесед с мастером пыток она все нам поведает. А знания посла еще не раз нам пригодятся…

Акира откланялся под благовидным предлогом, чтобы не испытывать терпение Ионы.

Ночью, пока бойцы ворочались в своих постелях, посол, сосредоточенный до предела, спустился в трюм. Акира всегда быстро принимал решения. Если он хочет увидеть Годар, другой возможности не представится. Подозрения пастырей будут расти, ему придется прийти на допрос, а метка на груди вряд ли настроит инквизиторов в его пользу. Черный город сделал и без того подозрительных служителей церкви совершенно нетерпимыми и взвинченными. Если его заподозрят в связи с лагерем еретиков и воющими башнями, то немедленно казнят. Уже казнили бы, если бы не симпатии Терновника, который пугал пастырей ненамного меньше проклятого города.

– К пленнице никому нельзя, даже вам, – недовольно посмотрел на Акиру насупленный боец. – Приказ пастыря Симона.

– Да, я понимаю. Она – ценный пленник…

Послу пришлось быть крайне проворным. Его мастерство и скорость значительно превышали возможности среднего бойца, но охранников было несколько, каждый мог поднять шум, поэтому Акира стремительно нанес несколько смертельных ударов, пользуясь неожиданностью. Вряд ли кто-то еще осмелится сюда войти, поэтому некоторый запас времени у посла был.

Ключ от камеры лег в ладонь. Совершив эти убийства, посол поставил себя вне закона, но он не испытывал колебаний. В словах пастыря Ионы уже слышался приговор, дело просто во времени исполнения. Акира слишком долго служил церкви, чтобы позволить себе иллюзии по поводу забывчивости или доброты пастырей. Но сначала нужно получить ответы – и он готов был войти к Кари, если это понадобится.

Еретичка сидела на соломе, ее руки и загорелые плечи были покрыты ожогами. Одежду с нее сорвали, вручив рубище из мешковины. Лишенные украшений и одежд, женщины теряли уверенность и становились сговорчивыми, но Кари не выглядела сломленной. Он видел незащищенные ключицы над грубым срезом мешка, короткие пряди волос на обнаженной опущенной шее.

– Ты пришел. – Кари подняла голову и улыбнулась, словно увидела старого друга.

Посол растерялся. Улыбка была такой неуместной здесь, что обезоруживала.

– После твоего спектакля пастыри считают меня еретиком. Но ты оставила иллюзию выбора, чтобы я мог сохранить гордость и заставить себя поверить, что сбежать было моим собственным решением. – Акира усмехнулся. – Неплохой ход. Но ради чего? Не понимаю, как ты можешь это использовать.

– У меня есть для тебя дар.

– Дар? Не думаю, что могу принимать подарки от ведьмы. Ты уже оставила мне один.

Он расстегнул пуговицы на груди, показывая ей лишенное шрамов пятно. Акира держался предельно холодно. Молодое смуглое лицо с чертами шуай было непроницаемо, как камень. Он, как всегда, казался равнодушным, но Кари знала в своей жизни достаточно мужчин. Посол пришел на ее зов, и Кари хотела исцелить Акиру. Ее рука опять потянулась вперед, чтобы прикоснуться к телу, почувствовать его рельеф, гладкость шрамов.

– Чем еще ты удивишь?

– Твоя пустота, – сказала она. – Безразличие, которое все замечают. Это не изъян.

Акира пожал плечами. Он никогда не считал свою холодность изъяном, особенно в мире Лурда, где только она и позволяла ему выживать.

– Ты так сильно сосредоточен, что это не позволяет улавливать ход твоих мыслей другим. Но часто даже ты сам их не слышишь, отчего кажешься себе бесчувственным. Терновник не может тебя прочитать, я – тоже. Никто не может. Но это лишь следствие умения шуай, которое ты не используешь как должно. Твое мастерство сосредоточения поразительно. Ты – воин-легенда, способный пройти по канату в самый сильный ветер, потому что ничто тебя не отвлечет. Там, в землях за горами, ты мог бы найти подходящего учителя и вызовы, стоящие твоих талантов. Такому человеку не место здесь, среди кучки рабов. Я так хочу… так хочу освободить тебя.

Акиру ударило искренностью Кари. Что-то внутри пронзило. Никому в Лурде не было дела до его свободы.

– Ты такой же живой, как и все, Акира. Просто Армада заставляет тебя останавливать все – и страдание, и счастье. Ты прекрасно защищаешься, находясь в самом центре мира врагов, считая это доблестью. Но зачем нужна эта трата сил? Выйди прочь, выйди наружу. Ты чувствуешь слишком мало, хотя можешь ощутить что угодно, если опустишь щиты. Твои шрамы – вот твоя клетка. Лурд, эта ничтожная маленькая страна, – твоя тюрьма. Я не видела ничего прекраснее тебя, Акира. Возможно, ты единственный, кто может войти в Черный город, рассекая его туманы, словно невидимый для мертвых клинок. Сколько же невыполнимых и невозможных вещей припасено для тебя в этом мире…

– Я такой же, как ты? Одержимый?

Акира вспомнил шуай, вызывающих землетрясения и огонь. Он бы не отказался от таких умений. Возможно, тогда он сможет войти в Абунашвар с поднятой головой.

– Нет никаких одержимых, Акира. Так церковники называют тех, кого не могут использовать. Есть люди, которые научились владеть силами, и те, кому не повезло, наподобие твоего короля. Он мог бы делать людей счастливыми, а вместо этого очень быстро становится тираном. На это больно смотреть. Тексты Бога-отца выжимают силы, чувства, знания своими бессмысленными ограничениями. Или взять тебя… Ты мог бы стать самым свободным человеком в этом мире, а вместо этого стал самым мертвым.

– К чему ты это говоришь? – спросил посол, инстинктивно пытаясь защититься. – Ты здесь неспроста, пастыри – глупцы, позволяющие тебе осуществить первую часть плана. Не удивлюсь, если и я включен в него. Что случится, если я уйду? Пастыри недооценивают твой ум. Они даже охраняют тебя спустя рукава.

– Все верно, – не стала спорить мятежница. – Когда ты уйдешь, король Терновник потеряет последнюю опору, и церкви придется столкнуться с тем, что она постоянно порождает. Я нахожу это поучительным. Но это не значит, что я не могу дарить просто так.

Кари подошла вплотную к решетке. Акира видел волнение на ее лице, растрепанные короткие волосы и выразительные глаза. Пальцы обхватили прутья так близко, что он ощутил щекой тепло чужого тела.

– Я люблю тебя, – как-то отчаянно сказала, почти вытолкнула она. – Я хочу знать тебя всего. Я хочу убрать все твои шрамы…

Слова выпорхнули Акире в лицо, вылетели из глотки облаком невидимых лепестков. Ладонь Кари обхватила его руку, проводя пальцами по пальцам, сначала медленно и осторожно, затем все сильнее и быстрее, лаская их с неистовой жаждой, изучая каждую линию. Акира стиснул слишком смелые пальцы в своих, чтобы остановить, и женщина вскрикнула, словно испуганная птица. Она стояла, закрыв глаза и выдыхая ему в шею бесстыдные признания, каких он никогда в жизни не слышал. Акира притянул ее к решетке, цепи ударились о железо. Разгоряченные губы и зрачки, напоминающие расплавленное олово.