Его сильнейший аргентинский акцент казался даже нарочитым. Орасио Кискорос, представился он, когда буря улеглась. Орасио Кискорос, к вашим услугам. Конец фразы он сопроводил легким наклоном головы, произнеся ее, когда оба они с Коем уже успокоили дыхание. Он, как некоторые латиноамериканцы, говорил на правильном и чуть старомодном испанском, употребляя слова, которые по эту сторону Атлантики вышли из обихода. Он часто говорил «сеньор», «прошу извинить меня», «не будете ли вы так любезны». Формулу «к вашим услугам» он произнес, приводя в порядок костюм и поправляя бабочку, съехавшую набок во время потасовки. Когда полы пиджака разошлись, стали видны необычные подтяжки — синяя полоса, белая и снова синяя.

— Сеньор Палермо хочет прийти к соглашению.

Кой повернулся к Танжер. Она все время шла молча, промолчала и сейчас. Он понял, что она избегает смотреть ему в лицо, а ведь всего несколько минут назад она погладила его по щеке; она не хочет смотреть на него, решил Кой, чтобы не чувствовать себя обязанной давать неизбежные объяснения.

— Соглашение, — стал развивать идею Кискорос, — учитывающее интересы всех сторон, — Он взглянул на Коя и большим пальцем потрогал свой нос, как бы напоминая про сцену в «Паласе». — И кто помянет…

— Не вижу никакой необходимости входить в какие бы то ни было соглашения с кем бы то ни было, — заговорила наконец Танжер.

Голос холодный, заметил Кой, словно просачивается через кубики льда. Она смотрела прямо в темные глаза Кискороса, положив руку на стол; часы в стальном корпусе придавали что-то мужское этим длинным пальцам с короткими, не правильной формы ногтями.

— Он думает иначе, — ответил аргентинец. — Он обладает ресурсами, которых нет у вас: технические средства, опыт… И деньги.

Официант принес блюдо с кальмарами по-римски и жареной икрой. Меланхоличный недомерок очень вежливо поблагодарил его.

— Достаточно денег, — сказал он вновь, с интересом разглядывая содержимое блюда.

— Чего же он хочет от нас?

Кискорос взял вилку и деликатнейшим образом подцепил кусочек кальмара.

— Вы провели большую исследовательскую работу. — И он с наслаждением прожевал кальмара, чтобы не говорить с набитым ртом. — У вас есть ценные сведения, верно? Подробности, которых у сеньора Палермо нет вообще. Поэтому он подумал, что для обеих сторон выгоднее будет стать компаньонами.

— Я ему не доверяю, — сказала Танжер.

— Он вам тоже не доверяет. Значит, вы могли бы найти общий язык.

— Он даже не знает, что я ищу.

У Кискороса, видимо, был неплохой аппетит. Он попробовал икру и снова вернулся к кальмарам, запивая и то и другое пивом. На мгновение он чуть отвернулся от них, слушая гитару, звуки которой доносились с лесенки у собора, потом удовлетворенно улыбнулся.

— Возможно, он знает больше, чем вы думаете.

Но эти подробности вам лучше обсуждать лично.

Я, как вам известно, всего лишь должен был передать вам предложение.

Кой, до этой минуты не открывавший рта, спросил у Танжер:

— И давно ты знаешь этого типа?

Она помедлила ровно три секунды, прежде чем повернуться к нему. Пальцы руки, лежавшей на столе, сжались. Она убрала руку со стола и спрятала ее в складках юбки.

— Уже некоторое время, — сказала она очень спокойно. — Когда Палермо угрожал мне в первый раз, этот тип его сопровождал.

— Совершенно верно, — подтвердил Кискорос.

— Палермо использовал его, чтобы оказать давление на меня.

— И это совершенно верно.

Кой не замечал аргентинца. Он смотрел на Танжер.

— Почему ты мне об этом не сказала?

Танжер едва слышно вздохнула.

— Ты согласился играть по моим правилам.

— Что еще ты мне не сказала?

Она посмотрела на стол, потом — на площадь.

И снова повернулась к Кискоросу.

— В чем заключается предложение Палермо?

— Он предлагает встречу — Аргентинец взглянул на Коя, и тому показалось, что в этих лягушачьих глазах мелькнула насмешка. — Переговоры. На тех условиях, которые вы сочтете разумными. Ближайшее время он проведет в Гибралтаре, в своем офисе. — Он вынул из кармана визитную карточку и протянул ей. — Там вы его застанете.

Кой встал. Он оставил тужурку на спинке стула, не посмотрел ни на недомерка, ни на Танжер и пошел к лестнице, ведущей к собору. Голова у него горела, от ярости он сжимал кулаки в карманах. Случайно он прошел мимо молодых людей с гитарой, они передавали по кругу бутылку пива. По виду это были студенты, две девушки и четыре парня. На гитаре играл худой красивый юноша с сигаретой в углу рта, девушка, держась за его плечо, покачивалась всем телом в такт музыке. Вторая взглянула на Коя и улыбнулась ему. Все остальные посмотрели на него настороженно, когда она протянула ему бутылку.

Он отпил глоток, вытер губы тыльной стороной ладони и сел тут же, на лестнице, слушая гитару. Парень играл неважно, но поздним вечером, на полупустой площади, под пальмами и освещенным собором его мелодия производила впечатление.

Танжер с Кискоросом вышли из бара и направились к нему. На руке она несла сложенную тужурку Коя.

Вот дерьмо, подумал он. Я вляпался в это дерьмо по самые уши.

— Хороший город, — сказал Кискорос, глядя с улыбкой на молодежь. — Он напоминает мне Буэнос-Айрес.

Танжер молча стояла рядом с Коем. Он продолжал сидеть на ступеньке.

— Вы, наверное, моряк, — продолжал кискорос. — Я тоже был моряком. Военно-морской флот Аргентины. Мичман в отставке Орасио Кискорос.

Принимал участие в подводных операциях на Мальдивах.

Он наморщил лоб, словно с тоской прислушивался к слабому отзвуку прошлого, который никак не мог уловить.

— И какого черта тебя занесло так далеко?

В глазах его еще сильнее засветилась грусть. Он сунул руку в карман брюк, полы пиджака при этом немного раздвинулись, и вдруг до Коя дошло, что означали его странные подтяжки: синий, белый, синий — это же цвета аргентинского флага! Этот сукин сын носил подтяжки с цветами аргентинского флага!

— Кое-что переменилось у меня на родине.

Он сел рядом с Коем, на ту же ступеньку. Перед этим он подтянул брюки, чтобы не испортить складку.

— Вы слыхали о грязной войне?

Кой саркастически ухмыльнулся.

— Конечно. Тупамарос и все такое прочее.

— Монтанерос, — поправил Кискорос, подняв указательный палец. — Тупамарос — это в Уругвае.

И он вздохнул, уйдя мыслями в прошлое. Было неясно, то ли он сожалеет о том, что было, то ли испытывает ностальгию.

— Знаете ли, — добавил он через минуту, — в Аргентине шла война, хотя и не объявленная. И я исполнял свой долг. А теперь это кое-кому не нравится.