По дороге кто-то едет — Полина слышит звук мотора, а выглянув в окно, видит свет фар. Она сперва не может понять, в чем дело, потом вспоминает про птицеферму. Ну да, электричество отключилось, и там надо принимать экстренные меры.

Полина в ванной, проверяет еще одно место на потолке, где раньше бывала протечка, когда слышит внизу шаги. Кто-то проник в дом через незапертую парадную дверь. Сердце на миг уходит в пятки, потом она вспоминает про Мориса, о котором почти успела забыть. И впрямь, когда Полина выглядывает на лестницу, он там, уже поднялся до середины ступеней.

— Могли бы постучать, — говорит Полина. — Я уж решила, что в дом забрался грабитель.

Морис, оступившись, хватается за перила, чтобы не упасть:

— Кто-то только что проехал мимо на машине. Как, по-вашему, что они задумали?

По голосу заметно, что он пьян.

— Ничего. Просто должны что-то делать в курятниках, пока электричества нет.

— Почему оно еще не включилось?

— Обычно его не бывает по многу часов. У вас есть свечи?

У Терезы свечи есть, но вряд ли Морис знает, где они лежат.

Морис машет рукой — мол, ерунда. Он уже поднялся на площадку и стоит спиной к лестнице.

— Пойдемте ко мне, выпьем. Я как раз на середине отличной бутылки кларета.

— Я иду спать, — говорит Полина. — А вам советую проверить потолок на втором этаже. Крыша могла протечь.

— Полина, почему вы со мной так неприветливы?

Они смотрят друг на друга через узкую площадку.

За Морисом — чернота неосвещенной лестницы. Свеча выхватывает из мрака только его лицо — худое, ироничное.

— Вы знаете почему.

— Да бросьте, — отвечает Морис. — Вы взрослая женщина. Это жизнь — вы должны бы знать.

Полина смотрит на него в упор.

— Бесполезно так на меня глядеть. Я ничего поделать не могу. И вы тоже. Извините, но это так.

Позже, много позже, пытаясь восстановить каждое мгновение, Полина вспоминает, что в ярости шагнула к нему. Она никогда не испытывала такого бешенства — оно вырвалось откуда-то изнутри. Вся сцена искажена злобой. Возможно, Полина что-то сказала. Возможно, вскинула руку. Морис пошатнулся — то ли от выпитого, то ли по какой-то другой причине. Он наступает на больную ногу и, чтобы удержать равновесие, делает шаг назад.

И падает вниз головой с крутой лестницы в узкую прихожую. Опять-таки много позже Полина будет уверена, что слышала хруст, с которым его шея переломилась от удара о дверь.

Очень многим есть что сказать по поводу смерти Мориса. В следующие дни и недели они говорят это Полине доверительными приглушенными голосами. Ее подруги, Терезины подруги. Для Терезы у них другой тон — быстрый, деловой. Ее зовут приезжать в гости, привозить Люка, выбраться с ними туда-то и туда-то. Все хотят ее расшевелить, отвлечь. Однако с Полиной они говорят вполголоса. Ведь могло быть и хуже, утешают они. Представляешь, если бы он не умер. Если бы выжил после такого падения?.. Остального не договаривают. Морис — парализованный, с необратимыми повреждениями мозга, овощ. Тереза в тридцать лет прикована к лежачему больному. Да, ужасная трагедия, говорят подруги, но могло быть еще хуже.

Да, соглашается Полина, могло.

А так, говорят подруги, когда все забудется, она сможет начать новую жизнь.

Да, отвечает Полина. Да, конечно.

А Люк еще совсем маленький. Он и не вспомнит отца.

Да, говорит Полина. Не вспомнит. Но это ужасно, добавляют они. Вот так, в расцвете сил. До сих пор не верится.

Хью говорит:

— Продай этот дом.

— Да, может быть, — отвечает Полина.

— И, бога ради, возвращайся в Лондон, коли расследование уже позади. Собери вещи и приезжай.

— Да, — говорит она. — Да, так, наверное, и сделаю.

И только после этого рассказывает ему о том, что было этим летом в «Далях».

Работник Чонди говорит:

— Сволочь.

Он стоит в прихожей, смотрит на лестницу.

«Скорая» только что отбыла, а он остался. Видимо, решил, что с Полиной должен кто-то побыть. Часом раньше она приехала за помощью на птицеферму — ближайшее место, где рассчитывала хоть кого-нибудь найти.

— Сволочь, — повторяет он.

В первое мгновение Полина думает, что речь о Морисе, но нет, конечно, работник говорит о лестнице.

— Моя тетка однажды с нее упала. Правда, ничего, цела осталась.

До Полины внезапно доходит, что тут жили его родственники.

— Старая сырая халупа. Тетка была счастлива от нее избавиться и переехать в поселок. Теперь, конечно, все иначе, — торопливо добавляет он.

Гарри говорит:

— Я просто звоню сказать… если я хоть чем-нибудь могу быть полезен… Я пригласил Терезу погостить у меня в Лос-Анджелесе. Чуть позже, наверное. Сменить обстановку.

— Неплохая мысль, — соглашается Полина. — Чуть позже.

— Какой ужас, — продолжает Гарри. — Словно обухом по голове. Я хочу сказать, невольно думаешь…

Полина понимает: смерть Мориса навела Гарри на мысли о том, что и он когда-нибудь умрет.

— Жалко, что мы не успели толком познакомиться. Виделись всего один раз. Как, на твой взгляд, Тереза? Я говорил с ней на прошлой неделе, и мне показалось… показалось, что у нее очень спокойный голос. Как ты думаешь, она выкарабкивается?

— Не знаю, — отвечает Полина. — Надеюсь.

Джеймс Солташ говорит мало. Он приехал в «Дали» забрать рукопись и заметки и теперь стоит с Полиной в кабинете Мориса.

— Мы сможем это напечатать. Он далеко продвинулся с окончательным вариантом, остальное я сумею закончить. Будут для Терезы хоть какие-то деньги.

Он берет бумаги, потом снова кладет их на стол. Темная челка падает на лоб. Джеймс по-прежнему похож на щенка, но теперь это другой щенок — напуганный, осторожный. На Полину он почти не смотрит.

— Передадите от меня привет Терезе?

— Да, конечно.

— Кстати, наверное, надо сказать… Мы с Кэрол расстались.

— А… — говорит Полина. — Ясно.

Джеймс Солташ настолько погружен в собственные страдания, что не замечает некоторой сухости, которую при желании можно воспринять как недостаток сочувствия. Он по-прежнему то берет бумаги, то кладет их обратно.

— И вообще, — говорит он, — я справлюсь. Можете не тратить на меня время. У вас наверняка есть другие дела.

Мориса Джеймс не упоминает. Морис остался в книге, теперь он — просто работа.

Тереза говорит меньше всех. Первое время она вообще молчит, а выйдя из шока, начинает болтать о чем угодно, только не о Морисе. Ее подруги обеспокоены.