В числе запасов на борту корабля было все необходимое для поддержания мореходных качеств и ремонта судна, а вот провизии обычно брали очень мало. Охотники за «валютой» добывали себе ежедневное пропитание охотой на море и на суше. Автономная самодостаточность судна была делом вполне естественным в плавании, которое могло продолжаться год и более.

Промысловики, прибывавшие в начале лета, высаживались на южном побережье Тили, почти бесконечные песчаные берега которого, обширные лагуны и обилие всевозможной морской живности в прибрежных водах создавало практически идеальные сезонные условия для бесчисленных стад моржей, обитавших здесь в старину. Команда каждого из судов кормилась и занималась промыслом на участке побережья, по традиции закрепленном за ее кланом. По прибытии грузы с корабля быстро выгружались на берег, а сам корабль перетаскивали в безопасное место, подальше от воды, где можно было спокойно переждать свирепые шторма и мощные приливные волны, а сам он, перевернутый кверху днищем, служил надежным укрытием для команды[49].

Сезон охоты на моржей продолжался до тех пор, пока свирепые осенние шторма не начинали бушевать в открытом море, а грозные пенные валы, накатывавшиеся на побережье, делали его одинаково непригодным для обитания как для моржей, так и для охотников.

И тем и другим приходилось искать более пригодные земли для зимовки вдоль изрезанных фьордами берегов северного и особенно западного побережья Тили. В зимнее время моржи большую часть времени проводили в море, иногда отдыхая на утесах и рифах, скальных глыбах посреди моря и исхлестанных волнами крошечных островках. Там никто не рисковал охотиться на них на утлых лодках, сшитых из шкур, предпочитая постараться набить как можно больше моржей на отмелях в летний сезон.

Факсафлой и Брейдафьордур представляли собой самые излюбленные зимние стоянки альбанских охотников, ибо в тамошних гаванях в изобилии водились тюлени, а те, в свою очередь, привлекали белых медведей. Охота на белых медведей и промысел песцов служили важным подспорьем на протяжении темных и холодных зимних месяцев.

Зимовщики били и моржей, особенно — в январе, когда длинномордые тевяки начинали выбираться на прибрежные скалы. С наступлением весны некоторые промысловики начинали собирать на скальных гнездовьях гагачий пух. Другие на небольших лодках отправлялись на островные гнездовья на промысел огромных нелетающих гагарок, которых добывали ради жира, пуха и перьев. А молодые и самые ловкие и быстрые промысловики отправлялись в глубинные районы острова — на поиски гнезд кречетов и сапсанов, обычно устроенных на высоких прибрежных скалах. Люди, остававшиеся на стоянке, ловили и вялили лососей, которые кишели в местных речках в таком множестве, что нередко сами выпрыгивали из воды на берег.

Добыча лосося становилась чрезвычайно увлекательным и волнующим занятием, когда люди замечали, что рядом с ними не прочь полакомиться лососиной и куда более грозные охотники — белые медведи. В таких случаях огромные черные собаки островитян честно отрабатывали свою долю улова, отпугивая белых великанов подальше от берега.

Когда весну сменяло лето, начиналась всеобщая починка судов и ладей. Шкуры, которыми были обтянуты их корпуса, перед спуском на воду тщательно промазывались ворванью и жиром. Суда, еще вчера служившие домами, вновь превращались в морские корабли. Некоторые из них брали курс домой — на острова Северных архипелагов. Другие возвращались к южному побережью Тили, чтобы продолжить промысел до осени, а затем, перезимовав еще одну зиму, вернуться наконец на родину.

Некоторые выходцы с Альбы еще с незапамятной древности предпочитали постоянно селиться на острове, ведя жизнь одиноких волков, во многом схожую с образом жизни трапперов[50]-одиночек, которую даже в наши дни предпочитают некоторые охотники, живущие в изоляции от остального мира в Канадской Арктике.

Активная эксплуатация природных богатств Тили знала свои взлеты и спады. Периоды ухудшения климатических условий увеличивали риск и без того опасных дальних морских походов, однако погода никогда не была опасной настолько, чтобы отбить у добытчиков «валюты» всякую охоту плавать к берегам Тили.

«Валюта», привозимая с Тили, была важным, источником существования для островитян Северных архипелагов. Но когда настал VIII в., земле огня и льда было суждено сыграть в их выживании еще более весомую, жизненно важную роль.

Карта Гренландии и Исландии.

БЛАГОПРИЯТНЫЕ КЛИМАТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ, СЛОЖИВШИЕСЯ В НАЧАЛЕ христианской эры, по-видимому, убедили наиболее стойких и решительных фермеров присоединиться к немногочисленным переселенцам на Тили, которые промышляли охотой и собирательством. Наступивший впоследствии, ок. 300 г. н э., длительный период похолодания, мог вынудить людей бросить свои поселения на Тили, однако римские монеты той эпохи, найденные возле Истфорда, говорят в пользу реальности экспедиции Феодосия на Тили в 363 г., а это — несомненное свидетельство, что восточное побережье Исландии в те времена было обитаемым.

Решение поселенцев обосноваться именно на восточном побережье имело свои веские причины. Именно оттуда, с Тили, ближе всего плыть до Британии; жители района Истфорда селились возле хороших гаваней; кроме того, климат в восточной части острова (которую сильнее всего согревало теплое дыхание Гольфстрима) был наиболее благоприятен, а земли представляли собой участки девственных лесов и земель, пригодных для пастбищ и пашен.

В середине V в. климат Северной Атлантики вступил в период продолжительного потепления. Штормов стало заметно меньше, средняя температура повысилась, стало гораздо меньше снегопадов и дождей. И все больше и больше жителей Северных островов, которых привлекали хорошие пастбищные земли на Тили и всерьез тревожили политическая и военно-административная неразбериха и распри, воцарившиеся на Британских островах после краха Римской империи, отправлялись в морское плавание на запад.