- А ты?

- А я послала ее лесом... знаешь, с шантажистами иначе нельзя.

Я кивнула.

Точно.

- Тут же поползли слухи, что я безумна... что зависима от некоторых трав, что нельзя со мной иметь дело. Но старым моим партнером требовалось кое-что помимо слухов, а новые... невозможно угодить всем. А пару месяцев тому со мной связался Мар. Попросил навестить матушку и вообще... мол, скоро назначение, и потому образ будущего канцлера должен быть цельным и блестеть, как кошачья мошонка.

Пару месяцев... то есть... я почему-то полагала, что Лайма жила здесь...

- Он выдернул Сауле, которая тихо спивалась в своем поместье. И заставил матушку играть роль гостеприимной хозяйки. Тебя вот притащил. Спрашивается, зачем? И тут вдруг этот мост... то есть, полагаю, мост тоже... полагаю, были и другие случайности?

Я кивнула.

Она ведь знает куда больше, чем говорит.

- Чудесно... я знаю, что здесь ловили имперского шпиона, хотя глупость неимоверная. Что ему здесь выведывать? Очередной чудесный рецепт Ирмы? Или секрет Сауле, позволяющий ей всосать бутылку коньяка и остаться на ногах? Нет... все серьезно... настолько серьезно, что мне не по себе. Мар очень важен для короны. Важней тебя и меня, и нас всех вместе взятых... поэтому, прояви благоразумие.

Да уже, чувствую, поздно.

Хотя брату отпишусь, конечно. Ему и сала Терес отписался, уверена, но и я... не посадят же нас всех, в самом-то деле... или... интересно, а второй своей жене Мар рассказал, что планирует умереть?

Я покосилась на Лайму. Она ответила мне безмятежной улыбкой.

Еще немного и обнимемся.

Расцелуемся, полюбим друг друга со страшной силой, на радость Мару, королю и всему королевству, которое от этого возьмет и воспрянет или что там положено делать.

Твою ж...

Предчувствие было поганым. А ужин не лучше.

Глава 20

- Знаете, мне подумалось, - эйта Ирма выглядела расслабленной, что несколько настораживало. - Нам стоит представить девочку свету... для начала, скажем, кулуарно. Конечно, времени почти не осталось, но я взяла на себя смелость разослать приглашения. Простой домашний вечер, камерная обстановка, возможность присмотреться друг к другу...

...и плюнуть ядом в душу ближнего.

Понимаю.

Я воткнула вилку в переплетение чего-то темного и блестящего, с виду похожего на водоросли. Надеюсь, что все-таки не они, потому что водоросли я, признаться, недолюбливала, несмотря на всю их полезность.

- Мне кажется, мама, ты спешишь, - на сей раз Мар удостоил семью собственным присутствием. Выглядел он... усталым.

Недосып сказывается? Или проблемы государственные покоя не дают? Главное, и ест-то через силу, а может, вид делает. Рыбу несчастную разодрал на махонькие кусочки, соус по блюду размазал, и теперь зеленым горошком занялся.

Свежим.

Я вот воздержалась, поскольку для горошка сейчас явно не сезон, стало быть, тепличный, а что там в теплицах у эйты Ирмы растет, и демоны не знают.

- Дорогой, - она была милосердна и снисходительна, какой только может быть дама высшего света по отношению к людям, жизнью обделенным, - это ты что-то не торопишься. Неужели не понимаешь, что в твоем положении не стоит шокировать общество. Чересчур уж шокировать... у нас есть возможность обзавестись поддержкой, раз уж ты решил вернуть это недоразумение в семью...

Я ответила взглядом на взгляд и облизала вилку, с трудом удержавшись, чтобы не облизать пальцы.

- У нас мост рухнул, маменька, - Сауле пила шампанское.

Только его и пила.

Мрачно.

Сосредоточенно. И бокал за бокалом, при этом оставаясь с виду вполне себе вменяемой. И вправду талант. Или правильнее будет сказать, опыт?

- И что? - аргумент не произвел на эйту ни малейшего впечатления. - Были времена, когда мосты у причальных башен в принципе считались излишеством. Я пригласила самых близких людей, тех, кто способен разделить нашу... как бы это выразиться, радость. И правильно подать все в свете.

Второе, полагаю, было куда как важнее.

- Завтра девочкой займутся. Надо привести ее в подобающий вид. Что-то сделать с волосами. Отрастить вряд ли выйдет, может, покрасить? Она подозрительно седовата.

- Мама...

- И кожа... кожа в ужасном состоянии. Этот загар, морщины... пошлость неимоверная. В наше время, дорогая, стареть не модно.

- Ага, - сказала я, засовывая в рот кусок палтуса. А ничего так... на подушке из брокколи, с мятным соусом, в котором плавали зерна горчицы.

Необычно.

И надеюсь, не отравлено. Хотя перстенек, который я все-таки примерила, молчал.

- Конечно, эйту из нее при всем моем желании не сделать...

- Ты недооцениваешь себя, - заметил Юргис, которому досталось место по правую руку Ирмы.

- Ах, перестань, сейчас не время для лести.

- Для лести всегда есть время...

- Мне не кажется, что идея удачная, - Кирис отвлекся от созерцания тарелки. Как-то он был немногословен. А еще выглядел измученным, и готова поклясться, что это отнюдь не результат недосыпов. Такое я встречала. На Ольсе. Иногда там появлялись... люди, которые селились в замке, как некогда селилась я сама. Они просто жили, порой, кажется, не замечая ничего вокруг, и Гедре ворчала что-то про глупцов, которые края души не видят. Не знаю, знал ли Кирис про этот самый край, но чувствовала: подошел он к нему вплотную. А Гедре здесь не было. - Слишком много посторонних людей... это может быть небезопасно в свете последних событий.

- Дорогой, - рыжего не удостоили и взгляда. - Мне кажется, что твой человек несколько преувеличивает эти... как там их... последние события. Несчастья случаются, к сожалению, все в воле Богов, но... это же еще не значит, что мы теперь должны остаток жизни провести взаперти?

- Мама...

- Приглашения разосланы. И будет очень мило с твоей стороны, если ты найдешь немного времени для семьи. С этой работой ты совсем о нас забыл. И знаешь, почему? Потому что твой помощник перестал выполнять возложенную на него работу. Тебе нужен кто-то толковый, способный...

- Хватит! - Мар поднялся.

- И еще успокоительное, - эйта Ирма погладила любовника по руке. - Если хочешь, я могу приготовить сама. У меня получаются отменные успокоительные.

...ночь пришла с запада. Она подбиралась медленно, и небо сперва стало серым, почти до белизны, а потом вдруг почернело, загустело, расползлось, укрывая и скалы, и тот лоскуток моря, что был виден из моей комнаты.

Часы пробили десять.