– Привет! – сказала она. – Тоже в мокрую могилу?

– Куда? – растерялась я.

– В Новый Орлеан, дорогуша. Моя бабушка называла его так, потому что мертвецов там нельзя закапывать в землю. Слишком мокро.

– Правда?

– А то! Поэтому покойников там замуровывают в гробницы и склепы. В земле – никого! А ты что же, и не знала?

Я молча покачала головой.

– Первый раз в Новый Орлеан?

– Да.

– Время-то хоть куда! – заявила она, и глаза ее радостно блеснули.

– Почему?

– Ну ты даешь! Сейчас же Марди-Гра.

– Ну да… конечно, – пробормотала я.

Время-то как раз самое неподходящее, вздохнула я про себя. О том, что творится в Новом Орлеане во время Марди-Гра, я немало читала и слышала. Вот почему моя попутчица так нарядно одета. Весь город будет гулять и веселиться на карнавале. И в этой праздничной суматохе мне придется искать дом моего отца.

– Ты будто только что из болота, дорогуша, – заметила она.

– Так оно и есть, – кивнула я.

Девушка захохотала.

– Меня зовут Энни Грей, – сообщила она и протянула мне тонкую руку.

Пальцы ее были унизаны кольцами. В глаза мне бросилось одно, в виде вырезанного из кости черепа.

– А я Руби. Руби Лэндри.

– Приятно. У тебя в Новом Орлеане родня?

– Да. Но я с ними ни разу не виделась… пока…

– Да ну!

Водитель закрыл двери, и автобус двинулся по городским улицам. Со сжавшимся сердцем я смотрела на знакомые с детства дома и магазины. Мы проехали мимо церкви, мимо школы и оказались на дороге, по которой я ходила почти каждый день. Автобус затормозил на перекрестке и свернул на шоссе, ведущее в Новый Орлеан. Сколько раз я, глядя на дорожный указатель, воображала, как поеду по этому шоссе. Теперь моя мечта стала реальностью. С каждой минутой Хоума удалялась. Я невольно оглянулась.

– Не оглядывайся! – тут же сказала Энни Грей.

– Почему?

– Дурная примета. Давай, перекрестись три раза.

Она говорила так серьезно, что я не стала спорить и послушно перекрестилась.

– Теперь дурные приметы мне не страшны! – заявила я.

Энни Грей хмыкнула и потянулась за своей холщовой сумкой. Порывшись в ней, она извлекла какой-то предмет и сунула мне в руку.

– Что это? – спросила я.

– Шейная кость черной кошки. – Заметив мое недоумение, она пояснила: – Очень сильный амулет. Защищает от дурного глаза, удачу приносит. Мне бабушка дала. Колдунья вуду, – добавила Энни Грей таинственным шепотом.

– Но я не могу забрать себе вашу удачу, – возразила я, протягивая ей амулет.

Она покачала головой:

– Если я возьму подарок обратно, мне будет несчастье. А еще хуже – тому, кто подарок отдает. К тому же амулетов этих у меня целая куча. Так что не волнуйся, дорогуша. – Она заставила меня сжать ладонь, на которой лежал амулет. – Спрячь подальше, но всегда носи с собой.

– Спасибо. – Я убрала подарок в сумку.

– Наверное, родственничкам не терпится тебя увидеть?

– Нет, – буркнула я.

На лице ее отразилось удивление.

– А чего так?

– Они даже не знают о моем существовании, – честно призналась я.

Автобус летел вперед, рассекая темноту огнями фар, и уносил меня в будущее, столь же таинственное и пугающее, как окружавший шоссе сумрак ночи.

Энни Грей, охваченная радостным возбуждением – ведь она ехала в Новый Орлеан на карнавал! – всю дорогу болтала без умолку, вспоминая прежние праздники, на которых ей довелось повеселиться. Словоохотливость моей попутчицы меня даже радовала. Я же сидела скованно, вцепившись в подол юбки. Однако, слушая нескончаемую болтовню Энни, я могла не думать о том, что будет, когда я доберусь до цели. Конечно, полностью заглушить мои тревожные мысли Энни не могла, но они забились куда-то в дальний уголок сознания и не слишком меня беспокоили.

Энни жила в Новой Иберии и, по ее словам, бывала в Новом Орлеане раз пять-шесть. Там у нее жила тетя, которая, как с гордостью сообщила моя попутчица, пела в одном из самых знаменитых ночных клубов во Французском квартале. В ближайшем будущем, призналась Энни, она тоже намерена перебраться в Новый Орлеан.

– У меня мечта – тоже стать певицей, – призналась она. – Тетя обещала, что меня послушают в клубе на Бурбон-стрит. Ты слышала про Французский квартал, детка?

– Я знаю, что это самый старый район города. Туда ходят развлекаться.

– Да! Там лучшие рестораны, магазины и пропасть всяких галерей, где выставлены картины и все такое.

– Там много художественных галерей?

– Очень!

– А вы ничего не слышали о галерее Доминик?

Энни пожала плечами:

– Я ж говорю – их пропасть, разве ж все упомнишь. А тебе-то что там?

– Там выставлены мои картины, – с гордостью сказала я.

Это произвело на Энни сильное впечатление.

– Ничего себе! Ты художница? И не бывала в Новом Орлеане?

– Так уж получилось, – вздохнула я.

– Знаешь что? – Она сжала мою руку. – Скажи мне, где остановишься, и я, как только получу контракт, приглашу тебя к себе в ночной клуб. Хочешь послушать, как я пою?

– Конечно! Но я пока не знаю, где остановлюсь, – призналась я.

Ликование, сиявшее в глазах Энни, немного померкло. Откинувшись на спинку сиденья, она вперила в меня любопытный взгляд.

– Как это так? – наконец спросила она. – Ты ж сказала, у тебя родня!

– Так и есть… Просто я не знаю их адреса, – пробормотала я и, избегая смотреть на Энни, уставилась в темноту за окном.

Вдоль шоссе неслись черные тени да изредка мелькало освещенное окно одинокого дома.

– А как ты намерена их искать, дорогуша? – спросила Энни. – Новый Орлеан малость побольше твоей Хоумы! Хоть телефон-то у тебя имеется?

Я повернулась и покачала головой. Пальцы у меня на руках занемели – наверное, от постоянного напряжения.

Недоверчиво прищурив прекрасные бирюзовые глаза, Энни смотрела то на меня, то на мою небольшую дорожную сумку. Через несколько секунд она удовлетворенно кивнула, как видно найдя ответ на занимавший ее вопрос.

– Сбежала из дома, верно?

Я прикусила губу, но не смогла сдержать слез, предательски хлынувших из глаз. Отрицать очевидное не имело смысла, и я кивнула.