осуждения подсудимого Геринга по всем пунктам обвинения оказалось достаточно его собственных показаний.

Неплохо выглядел также Шпеер, признавший свою вину. Он напомнил суду о своих попытках внушить Гитлеру неизбежность поражения, о саботаже «приказа Нерона». Ширах умело ввязывался в дискуссии. Довольно твёрдо держался и Зейсс-Инкварт, молча принявший судьбу.

Остальные выглядели воплощённой «банальностью зла». Гесс симулировал провалы в памяти. Штрейхер притворялся умственно неполноценным. Риббентроп подобострастно подлащивался к победителям. Розенберг оказался крайне слабым полемистом и молча глотал, когда его же адвокат под общий хохот зала сгоряча называл «дерьмом» главный труд своего подзащитного — «Миф XX века». Франк, подобно сталинисту на XX съезде, изображал запоздалое прозрение («это же надо, сколько злоупотреблений творилось вокруг нас!»). Заукель также возмущался кровавыми деяниями других подсудимых, ставших глубоко отвратительными «рабочему и моряку». Кальтенбруннер тупил как рядовой палач, которого вдруг вытащили отвечать за не им выносимые приговоры. Фрик и Нейрат разыгрывали почтенных старцев, по недоразумению втянутых в игры отмороженной молоди. Кейтель, Йодль, Дёниц, Редер не понимали, как они здесь оказались — ясно же, что преступления совершали партийные СС, тогда как благородные воины вермахта и кригсмарине лишь выполняли долг перед фатерландом. Функ наивно интересовался, чего вообще хотят от экономического журналиста. Шахт признавал за собой некоторую гипертрофию честолюбия, однако стоял на том, что флагманы германского хозяйства заботились лишь о преодолении экономического кризиса, а иного рода гитлеровские замыслы не были им понятны. Папен напоминал политические обстоятельства 1932 года, убеждая, что в демократическом государстве был неизбежен приход к власти самой популярной партии (что таковой оказалась НСДАП — не его вина). Фриче искренне удивлялся, как его угораздило затесаться меж великих бонз и тем самым войти в мировую историю.

Вердикт прозвучал 1 октября 1946 года. К смертной казни были приговорены двенадцать человек: Геринг, Фрик, Кальтенбруннер, Риббентроп, Розенберг, Франк, Зейсс-Инкварт, Заукель, Кейтель, Йодль, Штрейхер и заочно Борман, самоубийство которого достоверно установилось лишь в конце 1970-х.

Геринг как «наци N 2» ответил за весь гитлеровский олимп. Кальтенбруннер и Фрик за партийно-полицейский террор, расовый геноцид, зверства «выкорчёвываний», «эвтаназий», «окончательных решений». Франк за шесть миллионов в Польше, Зейсс-Инкварт за почти двести тысяч в Голландии. Риббентроп за свою роль в развязывании войны. Розенберг за формулирование идеологии убийства и деяния рейхсостминистерства, ведавшего оккупационным режимом. Кейтель и Йодль за геноцидное взаимодействие с СС. Заукель за кошмары нацистского рабовладения. Пожалуй, лишь с придурковатым антисемитом Штрейхером обошлись жёстче, нежели он заслужил своими конкретными делами, однако как личность именно этот педофил, косящий под дурака, производил самое омерзительное впечатление.

Пожизненное заключение получили Гесс, Функ и Редер. Первого гитлеровского зама по партии спас от виселицы лишь своевременный перелёт в Англию, что и оказалось его единственным смыслом. Функ ответил за сотрудничество министерства экономики и рейхсбанка с хозяйственным управлением СС, типа оприходования золотых зубов, доставленных из концлагерей. Редер за влиятельное содействие нацистам и активную роль флота в оккупации Дании и Норвегии в 1940 году.

Шпеер и Ширах отделались двадцатью годами тюрьмы, Нейрат пятнадцатью, Дёниц десятью. Главным обвинением рейхсминистру вооружений стало использование на военных заводах рабского труда заключённых и остарбайтеров. Вожаку «Гитлерюгенда» предъявили не только нацистскую дрессировку молодёжи, но и террористическое управление оккупированной Австрией. Риббентроповский предшественник-аристократ поплатился за руководство внешней политикой в первые годы Рейха и двухлетнее рейхспротекторство в захваченной Чехии. Гитлеровский преемник-рейхспрезидент, надо заметить, был наказан на удивление мягко — именно его подводный флот топил пассажирские и торговые корабли, подводники использовались и в качестве спецназа типа морской пехоты. За тем же Редером числилось меньше военных преступлений. Однако суд зачёл Дёницу отказ от активного сопротивления в мае 1945-го.

Шахт, Папен и Фриче были оправданы трибуналом. Банкиру, спонсору и лоббисту НСДАП очень помогли известные трения с Гитлером, кончившиеся попаданием в Дахау летом 1944-го. Первый гитлеровский вице-канцлер сумел убедить суд в безвыходности своего положения, а также напомнить о своих неприятностях летом 1934-го. Радиопропагандист действительно не был уместен среди главных преступников. Но оправдание не означало, что проблемы для них кончились. Все трое предстали перед германскими судами по денацификации и были осуждены на заметные сроки. Однако Шахт и Папен вскоре освободились по достижению 70-летия и прожили ещё по два десятка лет. Фриче освободили по болезни, от которой он вскоре скончался.

Все приговорённые к смертной казни, кроме успевшего принять яд Геринга, были повешены в тюремном спортзале в ночь на 16 октября 1946 года. Штрейхер, как обычно, отличился — только он вспоминал на эшафоте Гитлера, причём последнее «Хайль!..» американский сержант-исполнитель услышал уже из мешка. Розенберг единственный не произнёс ни слова — этот великий идеолог-философ-писатель вообще с трудом находил, что и когда сказать. Риббентроп, двигавшийся как в трансе с помощью охранников, призывал к вечному миру. Фрик и Йодль славили Германию. Кейтель сказал, что идёт вслед за миллионами своих солдат. Франк поблагодарил за хорошие условия тюремного содержания во время суда. Заукель объявил себя невиновным и осудил приговор. Кальтенбруннер неожиданно проявил несвойственное ему чувство юмора, бросив присказку австрийских шахтёров типа «счастливо выбраться». Твёрже других снова держался Зейсс-Инкварт: «Да будет эта казнь последней, да послужит она уроком. Я верю в Германию». Получается, никто из десятка, кроме откровенного придурка, в последний час не думал ни о фюрере, ни о национал-социализме, ни о «25 пунктах», за которые отдавали жизнь.

Гесс провёл в берлинской тюрьме Шпандау больше сорока лет и 93-летним умер-таки на виселице. Правда, импровизированной — его труп был найден в беседке тюремного двора. Эта ситуация поныне покрыта мраком. Известно лишь, что власти СССР готовы были снять возражения против освобождения Гесса по возрасту. Сам Гесс опасался британцев, опять же не поясняя причин. Эта смерть легла вполне в формат этой беспонтовой в общем-то жизни, преисполненной бессмысленных поступков.

Полностью отбыли назначенные сроки Дёниц, Шпеер и Ширах. Все трое написали мемуары, из которых наибольший читательский интерес привлекла книга Шпеера. 65-летнему адмиралу правительство ФРГ в 1956-м назначило капитанскую пенсию, не признав чина, полученного при нацистском режиме. Однако через четверть века на похороны Дёница в январе 1981-го пришло немало видных военных моряков, в том числе иностранных. 61-летний технократ, выйдя в 1966-м, сохранил немалый авторитет в международном бизнес-сообществе. Умер Шпеер осенью 1981-го посреди вояжа в Лондон. 59-летний гитлеровский «фон-комсомолец», освободившийся почти одновременно со Шпеером, был мало кому интересен, несмотря на воспоминания, о том, как «верил Гитлеру». Умер фон Ширах раньше других «отсидентов Шпандау», в августе 1974-го.

Нейрат, Функ и Редер, безуспешно просивший ужесточить себе приговор до смертной казни, освободились досрочно.