зад, и бедняга страдал оттого, что был не в состоянии сесть, а ещё больше от насмешек товарищей.

Надо было спешно погрузить добычу и уйти в море. Однако добра оказалось больше чем могло влезть в трюмы стругов. Кто-то предложил выкинуть в море «Толстуху», но Галаня категорически воспротивился этому, сказав что такая пушка сама по себе настоящее сокровище. Так что бросили наименее ценное из добычи.

Оставшихся в живых людей хватило, чтобы укомплектовать команды только восьми стругов. Остальные суда пришлось сжечь.

Когда берега Ширвана стали медленно удаляться за горизонт, Галаня произнёс:

— Ну, вот братки, хабара у нас полные трюмы, пора, значит, домой, — и велел кормщику править к Волге-матушке и славному городу Астрахани.

Глава XVIII

Мы возвращаемся на Волгу. Остров Стеньки Разина. Галаня в Астрахани. Мы с Мишкой Баламутом куролесим. Появляется Матвей Ласточкин. Тайная встреча. Я договариваюсь с астраханским губернатором Волынским.

После месяца похода по Хвалынскому морю, боёв и грабежей мы, наконец, снова увидели родные берега. Потрёпанная флотилия Галани, состоявшая теперь всего из восьми стругов, вошла в устье Волги. Вчерашние голодранцы, пропившие в кабаке последние портки, в одночасье сделались богачами, настоящими тысячниками, однако выглядели хуже любого нищенствующего. Одетые в грязные полуистлевшие лохмотья, страдающие чесоткой и вшами, измождённые нечеловеческими тяготами, они дрожали в ожидании предстоящей оргии, мечтая о том, как будут шататься по Астрахани в шелках и бархате, сорить серебром, пить самое дорогое вино и любиться с самыми красивыми девками.

К тому времени я уже почти забыл своё настоящее имя, полностью превратившись в матёрого татя Ваську Дьяка, не ведавшего жалости и наслаждавшегося упоительной вседозволенностью грабежа. Я думал как волк, убивал как волк, чувствовал то, что чувствует волк, вонзая клыки в горло жертве, я стал волком.

Галаня решил остановится на острове Четыре Бугра. Остров этот находиться посреди Волги у самого выхода в Хвалынское море. Здесь ещё сохранились остатки деревянной караулки, построенной Стенькой Разиным. Берега его сплошь поросли камышом, и пристать можно было только в одном месте.

На берегу первым делом соорудили баньку. Для этого в землю врыли огромный котёл, сверху натянули парусиновую палатку. Котёл наполнили водой и кинули в неё огромный раскалённый камень. Четыреста казаков принялись выпаривать из себя грязь и всяческую надоедливую живность.

После мытья атаман объявил делёж добычи. Всё награбленное снесли на берег. То, что надо было посчитать — посчитали, то, что надо было взвесить — взвесили. На мою долю пришёлся мешок специй, семь тюков драгоценных тканей, золотой кубок, два серебряных блюда, денег столь-ко, сколько я раньше и не видывал, а так же перстень с алмазом, браслет с рубинами и многое другое менее ценное.

— Эх, и погуляем в Астрахани, — радостно заявил мне Мишка Баламут, у которого, так же как и у меня, от свалившегося богатства голова пошла кругом. — Три дня буду пить и драть девок. А потом оставлю разбой, справлю паспорт и поеду в Европу. Там толковому человеку есть где развернуться. А здесь только сгинешь зазря, как Силантий.

— Кто это? — поинтересовался я.

— Был у нас в ватаге беглый мужик, до меня ещё. Говорят сказки умел сочинять такие, что все слушали разинув рты, и детишки и взрослые. Галаня ему разок и брякнул, так, без задней мысли, — тебе, мол, Силантий, книжку надобно в Москве в типографии отпечатать. Силантий и загорелся. Сам он был неграмотный. Попросил Лёшку Кортнева. Тот сказки его в тетрадку записал.

Осенью, когда ватага разошлась, отправился Силантий в Москву. Пришёл в типографию и говорит, отпечатайте мне книжку, а я за всё заплачу. И суёт тамошнему начальнику кошель с серебром, хабар свой. Тот деньги взял, половину себе отсыпал, а с остальной половиной прямиком в Преображенский приказ побёг. «Слово и дело» крикнул. Так мол и так, явился странный мужик, наверняка беглый. Денег у него видимо-невидимо. Сразу видать тать. Силантия тут же и повязали. Признание на дыбе вытянули и на галеры. А тетрадка его теперь бог знает где. Наверное в Преображенском приказе к делу приложена, если цела ещё.

Вечером казаки сели в кружок думать думу, как им лучше подступиться с подарками к астраханскому губернатору Артемию Волынскому. Задачку решил Лёшка Кортнев.

— У меня в Астрахани живёт кум, — сказал он. — Служит счетоводом у одного армянина. Армяне же заправляют там чуть ли не всей торговлей. Даже воевода вынужден с ними считаться. Купец этот, как водиться, алчен до скупердяйства и жалование куму платит такое, что едва хватает не загнуться с голодухи. Семья же у него большая, четверо детишек. Потому лишний рубль никогда не лишний. Он сведёт нас со своим хозяином, а тот подкупит воеводу.

Атаманы план действий одобрили. Лёшку снарядили в Астрахань. Вручили ему изящный ларчик турецкой работы, на содержимое которого можно было купить небольшое поместье с деревенькой и сотней душ крепостных.

Кум Лёшки быстро договорился со своим хозяином. Хитрый торгаш смекнул, какими барышами тут пахнет и согласился заключить с казаками договорённость, по которой он уговаривает воеводу Волынского на недельку ослепнуть и не замечать, что Галаня с братками гуляет в городе. В качестве ответной любезности, те должны были отдавать армянским купцам всяческое предпочтение в торговых делах. Ударили по рукам, и на воеводский двор был послан слуга, с просьбой об аудиенции по срочному и важному делу.

Воевода Волынский тоже не лаптем щи хлебал. Шпионы ещё накануне донесли ему, что на острове Четыре Бугра обосновался воровской атаман Галаня, вернувшийся из Персии с великими богатствами. Служба предписывала Волынскому немедленно отрядить воинскую команду для поимки оного атамана, но внутренний голос возражал. Не беги, говорил, поперёк оглобли, кабы ноги не переломать. Казачков тех не одна сотня будет и все свирепые аки звери лесные. Как бы они солдат твоих, которым зазря тоже помирать не охота, в бегство не обратили. Во позору то будет. А может и того хуже, солдаты сами к казакам переметнуться, как было во время Астраханского бунта. Его же воеводу Волынского, за все несправедливости им учинённые, вздёрнут на крепостной стене.

Армянский купец говорил долго и цветисто. Будто бы пришёл из-за моря богатый караван. Хозяин того каравана, старый его приятель, хочет остановиться на острове вблизи Астрахани и вести там торговлю. В знак признательности сей купец просит принять чудный ларец чёрного дерева, сработанный лучшими мастерами Константинополя.

Волынский на мгновенье приоткрыл крышку ларца и, оставшись доволен его содержимым, дал своё высочайшее соизволение.

Перед тем как плыть в Астрахань, Галаня напутствовал нас. Воровства