И ее, как святой водой, омыло осознанием истины и того, что Дима никогда, ни при каких обстоятельствах не сделал бы ей плохого!

Он смотрел на нее из комнаты, через террасу, на ее узкую спину, сидя в той же позе на полу, смотрел зло – ушла бы скорее! Он и так все понял про себя, про нее, про то, что ему теперь жить всю оставшуюся жизнь с тем, что он тут наворотил, потеряв Машку!

Уходи! Скорее! Ну!!!

Дмитрий уже жил в том будущем, где ее нет, а осталось только холодное презрение не узнавшей его Машки. И он смотрел ей в спину тяжелым взглядом и торопил: «Беги! Ну! Что ты жилы из меня тянешь?!»

Она повернулась и пошла к нему. Услышала, наверное.

Притормозила у стола, за которым так и не состоялся их «дачный» обед, взяла со стола бутылку, вошла в комнату, сделала пару шагов влево к большому окну, оперлась спиной о высокий подоконник и, не сводя взгляда с Победного, отпила прямо из бутылки.

– Слушай, а ты знаешь, где здесь кухня? – махнула она куда-то неопределенно бутылкой, зажатой за горлышко в руке.

Он смотрел непонятно, тяжелым взглядом, не двигаясь и не меняя позы – одна нога вытянута, вторая согнута, вытянутая рука на колене. Молчал, рассматривал Машку.

– Пироги печь собралась? – спросил неприязненно после продолжительной паузы.

Машка призадумалась над предложением, хлебнула еще разок по-простецки, «по-нашему» из бутылки и отказалась от лишней кулинарной масштабности:

– Нет, пироги – это как-то слишком. Есть хочется. Давай сделаем набег по-тихому. Бутербродов сварганим.

Победный ничего не понял! Что это с ней? Что за спокойный тон, ей что, мало?! Или безразлично, что здесь сейчас было?! Или…

Ладно. Посмотрим.

– Ну, идем, сварганим, – согласился устало.

«Ах ты ж умница, Машенька! – боялся радоваться Осип. – Ну, прости ты его, козла! Может, что и сложится? Может, еще, а?»

Присутствуя неслышной тенью, он пришел раньше их на кухню, разогнав всех, чтобы не мешали.

А вдруг она что-то изменит?

Машка распахнула холодильник, разглядывая содержимое.

– Ты любишь бутерброды? Такие большие, сложные, со всякой всячиной?

Сопроводив гостью в кухню, Дмитрий широким разрешающим жестом предоставил ей инициативу и, скрестив руки на груди, присел на край столешницы и настороженно ждал, что же будет дальше.

– Со всячиной не люблю, – сообщил он.

– Ну, хорошо! – согласилась Маша, доставая подходящие ее кулинарным замыслам продукты. – Пусть будет с конкретиной. А где хлеб?

– Не знаю, – пожал он вяло плечами, – ищи.

Пооткрывав ящики, она нашла нарезанный квадратный хлеб для американских сандвичей.

– Подойдет! – бодро резюмировала, осмотрев находку. – Только будут не сандвичи, а бутеры!

И засунула два куска в тостер. Быстренько нарезала помидоры кружочками, буженину добрыми кусками, достала из холодильника майонез, листья салата, какой-то сыр и, за пару минут соорудив два красавца бутерброда, положила их на тарелки и одну сунула Дмитрию в руки.

И уселась на длинный рабочий стол, как раз напротив Дмитрия Федоровича.

Переплетя ступни в лодыжках, болтая ногами, как девчонка, Мария Владимировна взяла в одну руку бутерброд, в другую за горлышко принесенную с собой бутылку, порассматривала (не без гордости) свой кулинарный шедевр, откусила порядочный кусок и зажмурилась от удовольствия.

– М-м-м!

Он смотрел, не понимая, и начинал понемногу заводиться – что за игры? Дамочка захотела продолжения? К чему весь этот театр?

«Машка, тебе чего еще надо? Не хватило впечатлений?»

Прожевав, она открыла глаза, сделала глоток из бутылки и почти весело поинтересовалась:

– Дим, а как Федор Федорович и Лидия Андреевна? Здоровы?

Опля! Фуэте, переворот, а может, и сальто с удачным мортале и приземлением!

Победный оторопел от неожиданности и, медленно поставив тарелку с так и не тронутым бутербродом на стол, недоверчиво спросил:

– Ты меня узнала?

– Ну, конечно, узнала! – с девчоночьим энтузиазмом разъяснила незадачливому кавалеру Маша. – Сразу. Еще на пляже! Как я могла тебя не узнать, Дима? Я же была влюблена в тебя не знаю до чего – до одури!

Действительно, как она могла его не узнать! И жизнь попросилась назад к Дмитрию Федоровичу, и сердце застучало, кровь побежала по своим дорожкам, размораживаясь.

А он и не чувствовал до этого момента, что заледенел.

– И страдала ужасно! – Она еще раз откусила, жевала, говорила, размахивая бутербродом и бутылкой в руках, помогая жестами рассказу. – И дневничок завела, в который записывала события из жизни, связанные только с тобой! Что-то вроде: «Сегодня Дима поздоровался со мной и улыбнулся аж два раза! Ура!!!» Или: «Он самый лучший, самый-пресамый красивый!! Мы вместе ходили в магазин за молоком и хлебом!» И, само собой разумеется, целый рассказ о совместном посещении пляжа, прыжка с камня и последующей прогулке по городу! Я его полночи писала под одеялом с фонариком, чтобы бабушка не застукала. Сплошные восклицательные знаки и преувеличенная степень! А ты был такой…

– Какой?

Его отпустило, но еще не до конца, хотя жить как-то он уже мог.

Машка их спасла. Его спасла. И он спросил, улыбаясь, – ведь действительно интересно, каким она его тогда видела!

– Ну, такой… – Она развела в стороны руки с бутербродом и бутылкой, подвигала плечами и головой, подбирая определение и подчеркивая превосходную степень, которую невозможно выразить словами.

Она была живая, настоящая, без обмана – его Машка!

– …взрослый, кра-а-асивый, «бывалый» мужчина, в общем!

– И почему сразу не призналась, что узнала? – пожурил Дмитрий Федорович.

Маша положила бутерброд на тарелку, сделала глоток из бутылки и протянула ее Диме:

– Будешь?

Он оттолкнулся от столешницы, сделал два шага, подойдя к ней, взял бутылку и выпил, не глоток – хорошо так выпил, запрокинув назад голову, – ему надо было!

– Так почему? – настаивал он.

– И как ты себе это представляешь? Ты вон какой стал… Олигарх?

– Нет, не олигарх.

– Не знаю, не знаю, но похож сильно на этого самого! Который владелец «заводов, машин, пароходов» и нефтяных морей к ним?

– Пароходов, машин, производства, еще кое-чего, а завод в проекте.

– Ну, во-о-от! – кивнула она. – От тебя властью, деньжищами, недоступностью в радиусе нескольких километров холодит, к тому же меня ты категорически не узнал! И тут такая Маша из прошлого как выпрыгнет: «Здравствуй, Дима!» – и скок на шею обниматься! Мы ваши родственники из Задрипинска! – дурным голосом завела Машка. – Та тети-Клавиной сестры племянныки, че не помните, чой ль? Та вы ж до нас приезжали у детстви вашем? Ой, как вы тут богато живете… а уж мы это богатство как любым, та поважаем, ай-яй-яй как! А это шо у вас? Телевизо-о-ор! Такой здоровэнный! Та не, вы не беспокойтыся, мы ось туточки у энтой комнате и расположимся!