Сэр Флетчер медленно продвигался по залу, останавливаясь на время у каждой пары или группы. Говорил несколько слов и улыбался. Это он делал зря, потому что сразу становилось очевидно, до какой степени у него не все в порядке с зубами.

Ливингстон шептал на ухо имена тех, на кого по очереди изливалось внимание губернатора:

– Адмирал Ладлэм, командующий второй эскадрой, с женой и дочерью.

– Барон Фортескью с женой и двумя дочерьми.

Барон удивительно напоминал своей внешностью майора Планта, единственное, чем он отличался от него в лучшую сторону, – это количеством дочерей.

– Мистер Бартоломью Ролле, со своим помощником, пороховые поставки. Очень богат.

– Судья Гивенс, с женой и сыном. Поставка смертных приговоров. Очень подл.

– Полковник Паркерходд, без руки, но с молодой женой. Герой, но дурак.

Кидду физиономия полковника понравилась больше, чем все прочие, но тоже не слишком.

– Настоятель церкви Святой Троицы отец Стоун, настоящий католик, но с большими протестантскими связями.

– Мистер Галлахер-старший, приглашается по традиции. Глух, глуп и нищ. Кроме того, это единственный человек, которого слушается мистер Галлахер-младший, главный здешний бретер и сердцеед, пустейшее, между нами, существо, но стреляет как бог.

Уильям Кидд уже давно не слушал своего стоячего экскурсовода, он пристально, неотрывно смотрел перед собой.

– А это, обратите внимание, Уильям, Томас Тью, ваш собрат по ремеслу. Капер, купец, наверняка негодяй, но держится как джентльмен. Почему его приглашают?

Кидд не спрашивал об этом.

– А посмотрите, какие бриллианты на шее его супруги. Говорят, он выкупил ее из какого-то борделя на Эспаньоле, а может быть, на Гаити. Говорят, он некоторое время сидел в испанской тюрьме, а вы представляете себе, что такое испанская тюрьма. Под этими фламандскими кружевами навечно синие следы железных кандалов. Да что там Тью. Однажды я здесь видел самого Уэйка. Представляете, все знают, что человеку вынесен смертный приговор, но тем не менее…

– А это кто?

Ливингстон сбился с мысли и не сразу понял, о чем его спрашивают.

– Вон там, совсем рядом с оркестром.

– Это капитан порта, мистер…

– Нет, не мистер, а женщина!

– Это девушка, Уильям, дорогой, девушка, дочь мистера…

– Нет, вон та, с сиреневым веером.

– А-а, понял, ничего интересного. Миссис Джонсон. Вдова одного негодяя, впрочем, довольно состоятельного.

– Она, она…

– Ты что, ее видел раньше?

– Нет, если бы я ее видел раньше…

– Тут много такого товара. Кажется, ее муж оказывал какие-то услуги сэру Флетчеру, не помню. Потом вспомню. Все, подними голову, возьми себя в руки, помни, что я тебе говорил. Сейчас он подойдет к нам.

– Кто, муж?!

Ливингстон успел прошептать только одно слово:

– Губернатор.

И пара Флетчеров вальяжно подплыла к паре приятелей. Губернатор обменялся с предпринимателем несколькими фразами, свидетельствующими о том, что они знакомы, и давно и неплохо. После чего Ливингстон, не без торжественности в голосе, проговорил:

– Ваше высокопревосходительство, позвольте представить вам моего друга, замечательного человека и прекрасного моряка. Капитан Уильям Кидд.

Представляемый смотрел в этот момент в сторону оркестра и, только услышав свое имя, повернулся к губернатору. На усмотрение сэра Флетчера было принять это за рассеянность или за самоуверенность.

– Давно ли вы в Новом Свете, капитан?

– Около года, сэр.

– Что нового вы открыли для себя в Новом Свете? – выступила губернаторша со своей дежурной шуткой.

Кидда ее нехитрый каламбур совершенно сбил с толку, ему и так было трудно сосредоточиться на беседе, а тут еще игры слов!

Ливингстон поспешил ему на выручку:

– Я дожил до старости здесь, а так и не понял, отчего Америку именуют именно так. Тут все как и везде. Есть люди достойные и есть никчемные. В здешних городах водятся деньги и встречается любовь. А жизнь, как правило, кончается смертью.

Произнося этот философический пассаж, Ливингстон с ужасом смотрел на Кидда. Он не мог понять, почему тот сделался настолько невменяемее обычного.

Что произошло?

Подхватывая тему разговора, сэр Флетчер сказал:

– Я заметил, что и забавы человеческие вместе с людьми переселились из Старого Света в Новый.

– Например, карты, – с трудом выдавил Ливингстон.

Уильям Кидд в этот момент растерянно улыбнулся, получилось неожиданно к месту.

– Не согласились бы вы, капитан, составить мне и мистеру Тью, скажем, компанию за тем вон зеленым столом?

Четвертым партнером мы могли бы пригласить нашего любезного мистера Ливингстона.

– А что мы будем делать за этим столом, сэр?

Губернатор поощрительно потупился, давая понять, что капитанский юмор ему нравится, несмотря на экстравагантность.

Толстяк торговец обмер, ибо знал, что его приятель и не думает шутить.

Миссис Флетчер обмахивалась веером в ожидании того, когда ее отправят руководить приготовлениями к концерту.

Сэр Флетчер сказал:

– Лично я предпочитаю лоррет. Вист, на мой взгляд, игра слишком азартная.

Сознание Кидда на миг прояснилось.

– А, карты.

– Карты, карты! – прорычал Ливингстон.

До слез виноватая улыбка появилась на лице капитана.

– Я не люблю и не умею играть в карты. Вы не получите от игры со мной никакого удовольствия. Разве что триктрак. Да и то я не мастер.

Губернатор смотрел на него, как на бредящего больного, и терпеливо ожидал, когда бред прекратится.

Миссис Флетчер перестала работать веером, как будто он мешал ей поверить в то, что она слышит.

Ливингстон ругался, яростно, площадно, скверно, но молча, слова рвались внутри его, как ядра, отчего лицо шло пятнами, а из-под парика катили потоки пота.

– Так вы не хотите играть со мной в карты? – спросил напрямую губернатор.

Уильям, страдая, что к нему так привязались, сказал откровенно:

– Знаете, сэр, мне не до карт.

Флетчер медленно и страшно осклабился, черные осколки зубов выглядели в этот момент совершенно зловеще, развернулся на страшных кривых ногах и молча зашагал к ломберному столу, возле которого уже толпилось не менее дюжины любопытных.

Радуясь, что удалось наконец отделаться от этого дылды с его картами, Кидд повернулся к Ливингстону и, обняв его за плечи, воскликнул: