— Что, прямо сейчас? — вознегодовал Уталак, — да он едва встал на крыло. Он совсем ещё мальчик, что вы от него хотите?!

— Он достаточно взрослый, чтобы узнать то, что ему предстоит узнать. Если ты помнишь — он пережил собственную смерть, — глаза Дитриха вспыхнули Золотом, — вряд ли его удивит то, что вы творили с людьми на протяжении сотен лет, и как они вас за это отблагодарили.

— Вы что, с ума сошли? — взмолился Уталак, — куда ему это?! Он же совсем ещё…

— Достаточно, — теперь с Уталаком заговорила Лазурь, — ты воспринимаешь его как сына, и потому всегда будешь воспринимать его как ребёнка. Но он готов, он давно готов…

— А уж мы поддержим его. Если ты думаешь, что мы оставим того, в кого вложили столько сил — ты в очередной раз нас недооцениваешь, — поддержал союзницу Изумруд, — тот факт, что мы в глобальном смысле — всего лишь источник магии и пища для вашего разума, вовсе не означает, что мы не умеем планировать на перспективу.

— Вы же даже не даёте ему воссоединиться со своей парой, — умоляюще сказал Уталак, — ему не удалось сделать этого в прошлой жизни, а теперь вы лишаете его такого шанса и в этой. Подарить жизнь повторно, чтобы даже в этом случае не дозволить воссоединиться со своим любимым — это слишком жестоко даже для вас.

— Не смей! — глаза Дитриха вновь вспыхнули Пурпуром, — мы были заточены более шестисот лет и начали враждовать по вашей вине! Не смей обвинять нас в жестокости, ты, невежда!

Однако Пурпур больше не поддержал ни один Цвет. Глаза Дитриха, казалось, погасли, но вдруг снова вспыхнули. Сиренью.

— Уталак, дорогой мой, — сказала она голосом Дитриха, — ты же понимаешь, что, единожды обретя её, ему будет в разы труднее с ней расстаться. Как бы мы ни желали счастья этому мальчику, как бы ни сопереживали Янтарю, который долгое время вопреки своей природе вынужден был бездействовать, мы не можем обещать принцу, что он останется в живых. Ты готов причинить такую боль тому, кого называешь своим сыном?

— Эта боль очистит его душу и, в конечном счёте, пойдёт ему на пользу. И, может быть, именно она позволит ему выжить, — тихо ответил Хозяин Сиреневого замка.

Уталак умолк. Почти минуту ничего не происходило. Затем глаза Дитриха заволокло серым дымом. На контакт вышел Цвет, до которого все уже отчаялись докричаться. Серебро.

— Ты сейчас ответил как дракон, понимающий законы потустороннего мира. Хорошо. У принца есть один год, чтобы завершить все свои дела. Но больше мы разговаривать не будем. Едва истечёт его срок, как мы начнём действовать. И, предупреждаю сразу, тебе это не очень понравится…

* * *

Хотя Дитрих и не помнил того, как он потерял сознание, едва очнувшись, он снова направился на поле для тренировок. Он желал убедиться, что крылья снова его держат, что он может летать, что небо действительно открыто для него, что он может лететь куда угодно. Дитрих закрыл глаза, снова ощущая свою драконью ипостась, от чуткого носа, улавливающего десятки запахов, до кончиков крыльев, которые чутко реагировали на воздушные потоки, до кончиков лап, которые дракон сейчас прижимал к себе, до кончика хвоста, филигранные движения которого определяли всё направление полёта. И понимал, что вот оно, счастье. Вот он, восторг жизни, вот она, свобода… и где-то там, на горизонте, зыбкой серебряной тенью в лучах закатного солнца… она. И радость Дитриха была столь велика, что он просто не мог держать её в себе.

— ЯНТАРЬ ВЕСЕЛЯЩИЙ! ДИКИЙ, БУРЮ БУЙСТВА НЕСУЩИЙ, — закричал Дитрих, с упоением отмечая, что начинает полыхать тёмно-рыжим огнём, — КОСТИ ДРОБЯЩИЙ! ЗАХЛЕБНУВШИЙСЯ В ХОХОТЕ! ОСЕДЛАВШИЙ СМЕРЧ ОТКРОЙСЯ ПРОСЯЩЕМУ ТВОЕГО СНИСХОЖДЕНИЯ! В БЛАГУЮ ВОЛЮ ТОГО, КТО ПРОСИТ ТЕБЯ, ВНИКНИ! КРОВЬЮ ПОПОЛНИ КРОВЬ! ПРЕДЕЛА СИЛЫЙ СВОЕЙ — ДОСТИГНИ! УКРЕПЛЯЯ МЫСЛИ ЕГО, КОСТИ, УКРЫВАЯ ЕГО ПОД СОБОЙ — ДРОГНИ!

И он ощущал, как разделяет с ним восторг полёта его Доминанта, как радуется вместе с ним Янтарь, как наполняет его силой махать крыльями день, два, неделю, месяц… столько, сколько потребуется, чтобы позволить юному дракону испытывать восторг снова и снова… и каждый раз ликование будет новым, не похожим на предыдущее, и эмоции не растеряют свою свежесть и силу до тех пор, пока хотя бы искра Янтаря…

В этот момент Дитрих ощутил на себе чуткий взгляд. Посмотрев вниз, он увидел Микаэро. Что ж, перед драконьим наставником у него свой долг, который не стоит откладывать в долгий ящик. Приземлившись перед Микаэро и обратившись в человека, он сначала низко поклонился учителю, а потом крепко обнял его.

— Спасибо, мастер, — тихо прошептал он, — вчера, когда наступил перелом, и я сумел… я понял, что сумел только благодаря вашим тренировкам. За все те годы полётов, учёбы, ошибок, нагоняев… только они позволили мне так развить выносливость, что я выдержал… спасибо вам.

— Не ты первый, не ты последний, — улыбаясь, ответил на объятие наставник, — десятки, сотни, даже тысячи учеников до тебя… За каждого у меня болела душа, когда приходилось ругать, гонять, порой даже поколачивать… но каждый раз это стократ окупалось радостью для моего старого сердца, когда я видел, что в небо взлетел ещё один гордый, счастливый и свободный дракон.

— Но на самом деле, — сказал Микаэро, мягко отстраняясь от ученика, — я пришёл, чтобы передать тебе просьбу отца. Он просит тебя отвезти орка Алдора обратно в его деревню. Всё равно, пока Меридия помогает с организацией Турнира Клыка и Когтя, увидеться с ней ты не сможешь. Поэтому Уталак даёт тебе такое задание. Это будет первый серьёзный для тебя самостоятельный перелёт. Ты же теперь совершеннолетний дракон. Поэтому и ответственность вся лежит на тебе.

Подумав, Дитрих кивнул. И в самом деле, будет очень интересно повидать всех знакомых. Это для него двадцать лет прошли как десять, а для них? Наверное, целое поколение сменилось…

Глава 5

Большинство гостей, разумеется, покинули Сиреневый остров в тот же вечер. Но вот для орка было сделано очередное вполне закономерное исключение. И тот, надо отдать ему должное, не посрамил честь своей расы. Каждое его движение, каждый поступок, каждое слово чётко говорили как об уважении к хозяевам замка, так и о наличии самоуважения. Невольно Дитрих проникался к орку симпатией всё больше и больше. Конечно, уже с самого детства Дитрих чувствовал к орку глубокую приязнь, но теперь, спустя двадцать лет, когда принц вырос и стал понимать жизнь значительно лучше — он понимал и то, что такими, как Алдор, не рождаются. Такими становятся. И ведь орк уже даже не в первый раз прилетает на Сиреневый остров — внезапно вспомнилось Дитриху. В прошлый раз именно благодаря тому, что орк говорил с его отцом, и получилась такая замечательная и запоминающаяся экскурсия в орочью деревню. И сейчас испытывал огромное воодушевление от того, что он снова увидит своих старых знакомых. И небольшую надежду на то, что не будут слишком уж старыми…

* * *

— Вот здорово, — говорил Алдор Дитриху, когда они летели над океаном, — кто бы мог подумать, что, спасая тебя, совсем кроху, двадцать лет назад, уже ты будешь меня, старика, нести над океаном?