– Кстати, у вас очаровательный дом, советник, – сказала инспектор.

– Прошу вас, называйте меня Ричардом, – великодушно разрешил депутат. – Дом – это еще один обожаемый ребенок моей жены. Она много и напряженно работает, так что хочет иметь возможность расслабиться после работы в удобном жилище.

– И чем же она у вас занимается?

– Она барристер[60] по гражданским правам. Защищает права людей, с которыми вы точно не захотели бы провести время.

– То есть террористов, – мгновенно сообразила Ким.

– Людей, которых обвиняют в террористической деятельности, – так будет более политкорректно.

Стоун постаралась скрыть свою неприязнь, но это ей, видимо, плохо удалось.

– Любой имеет право на защиту закона, вы не согласны, инспектор? – спросил Крофт.

Ким промолчала, не решившись открыть рот. Она была твердо уверена, что закон применим ко всем и каждому, и поэтому была вынуждена согласиться, что защита этого закона должна быть предоставлена всем и каждому. Так что она соглашалась с Крофтом и при этом ненавидела себя за это.

Но гораздо более интересным, чем профессия его жены, было полное отсутствие движения лицевых мускулов депутата, когда он говорил. Лоб и верхняя часть лица Ричарда были абсолютно неподвижны. Для Ким в том, что люди добровольно соглашались вводить себе в тело производное одного из самых смертельных токсинов на Земле, было что-то сюрреалистическое, а применительно к мужчине, которому еще не исполнилось и пятидесяти, это выглядело просто отвратительно.

– Нина любит комфорт, – сказал Крофт, обводя рукой комнату, – а мне просто повезло, что она любит еще и меня.

По-видимому, он произнес эту фразу, чтобы продемонстрировать свою скромность и очаровать своих собеседников, но инспектору она показалась самодовольной и ограниченной.

«Наверное, не так сильно, как ты любишь самого себя», – хотела ответить Стоун, но, по счастью, в тот момент в комнате появился поднос с чаем, который внесла стройная блондинка, тоже с влажными волосами.

Ким обменялась понимающим взглядом с Брайантом. Боже, ни о какой морали в этом доме не было и речи!

Она испугалась за двух идеально одетых и подстриженных мальчиков, чья фотография стояла на каминной полке.

Когда Марта вышла, Ричард разлил содержимое чайника по трем небольшим чашкам.

Ким не увидела на подносе молока и не почувствовала запаха кофеина. Вытянув руку, она отказалась от чая.

– Я подумывал о том, чтобы приехать самому и предложить вам свои услуги, но последние дни я был очень занят со своими избирателями.

«Ну да, – подумала Ким, – это ведь они заставили тебя трахаться в полдень в бассейне!» Даже голос у этого человека был фальшивый. «Может быть, – подумала она, – в офисе он звучит более искренне?» Но здесь, среди окружавшей его роскоши, зная, чем он занимается, женщина никак не могла совладать с охватившим ее отвращением.

– Ну вот, теперь мы сами приехали к вам и хотели бы задать вам несколько вопросов.

– Конечно, прошу вас, начинайте.

Крофт сел на противоположный диван и высоко закинул ногу на ногу.

Ким собралась начать с самого начала. Этот человек был ей абсолютно неприятен, но она решила не позволять своему личному мнению влиять на ее профессиональную оценку.

– Вы знаете о том, что недавно была убита Тереза Уайатт?

– Просто ужас, – произнес Крофт, ничуть не изменившись в лице. – Я послал цветы.

– Очень мило с вашей стороны.

– Это самое меньшее, что я мог сделать.

– А про Тома Кёртиса вы слышали?

– Кошмар, – Ричард покачал головой и понизил голос.

Стоун была готова поспорить на собственный дом, что Тому он тоже послал цветы.

– Знаете ли вы также о том, что несколько дней назад скончалась Мэри Эндрюс?

– Нет, не знаю. – Политик посмотрел на стол. – Я должен сделать пометку, чтобы не забыть…

– Послать цветы, – закончила за него Ким. – А вы помните вашего сотрудника Артура Коннопа?

– Да, да, он был одним из ночных дежурных… – Казалось, что Крофт на секунду задумался.

Инспектор не могла понять, какую помощь мог оказать им этот человек, даже если б добрался до участка, потому что сейчас он был не очень откровенен.

– Мы с ним сегодня встречались.

– Ему можно только пожелать всего наилучшего.

– Сам он ничего подобного вам желать не хотел.

Ричард рассмеялся и протянул руку к чашке с зеленой жидкостью.

– Я заметил, что люди редко вспоминают о своих начальниках с любовью. Особенно когда эти люди – записные лентяи. Мне часто приходилось делать мистеру Коннопу выговоры.

– И за что же?

– Сон на рабочем месте. Плохо выполненная работа…

Слова Крофта затихли, как будто ему было что еще сказать.

– А еще?

– Да так, всякие замечания по ходу дела…

– А что вы можете сказать по поводу Уильяма Пейна?

Задав этот вопрос, Ким заметила, как глаза ее собеседника едва заметно изменились.

– А с ним что такое?

– Ну, он же был вторым ночным дежурным. Вы делали ему такие же замечания?

– Вовсе нет. Уильям – просто образцовый работник. Я полагаю, что вы знаете о его семейных обстоятельствах?

Стоун кивнула.

– Уильям не сделал бы ничего, что могло бы угрожать его работе, – добавил Ричард.

– А нельзя сказать, что к нему относились лучше, чем к Артуру Коннопу? – надавила на него Ким.

Она чувствовала, что за всем этим что-то скрывается.

– Если честно, то мы закрывали глаза на некоторые вещи, – признался политик.

– Какие же?

– Мы знали, что время от времени Уильям по ночам навещал свою дочь, особенно когда у нее бывали обострения или соседи не могли за ней присмотреть. Но он никогда не оставлял девочек одних, так что мы спускали это на тормозах. То есть, я хочу сказать, что мы об этом знали, но… – Крофт пожал плечами. – Вы сами согласились бы оказаться на его месте?

– Ну, а что-нибудь более серьезное? Артур намекнул…

– Послушайте, инспектор, я уверен, что Артур Конноп уже при рождении был зол на весь мир. Если вы с ним встречались, то, наверное, поняли, что этот человек – жертва по своему складу характера. Он считает, что все плохое, что с ним случалось, случалось по вине кого-то другого, и он ни на что не мог повлиять.

– Сегодня утром, когда машина ударила его в спину и уехала, оставив умирать, в таком подходе был какой-то смысл.