— Зачем ты пришел сюда, врач, без моего на то разрешения? Ты служишь мне уже сорок лет, и за все это время мне ни разу не понадобилась твоя помощь! Неужели тот, кто обходился без лекаря при жизни, не сможет обойтись без него на смертном одре?

Упоминание о смерти встревожило всех. Что до Кары, он вежливо улыбнулся и сказал:

— Моему господину нужно…

Хуфу прервал целителя:

— Оставь своего господина! Прочь с моих глаз!

Лицо Кары выражало искреннюю печаль. Он тихо сказал:

— Мой повелитель, возможно, иногда лекарь должен ослушаться приказа своего господина.

Фараон побагровел от ярости. Он обвел злобным взглядом ошеломленные лица тех, кто окружал и не узнавал царя, и закричал:

— Разве вы не слышите, что он говорит? И стоите, ничего не делая? Невероятно! Неужели измена поразила своим копьем и ваши сердца? О визирь Хемиун, скажи мне, что делают с тем, кто осмелился перечить фараону?

Хемиун шагнул к лекарю и что-то шепнул ему на ухо. Кара поклонился своему повелителю и, пятясь, покинул его покои.

Визирь приблизился к Хуфу:

— Не гневайтесь так, ваше величество, ибо он желал вам только добра. Может быть, мой господин хочет выпить воды?

Не дожидаясь ответа, визирь покинул комнату, и Кара передал ему золотой кубок, наполненный водой с размешанным в ней успокоительным средством. Хемиун поднес кубок фараону. Хуфу тотчас осушил его. Лекарство подействовало мгновенно, лицо владыки Египта смягчилось. И все же надломленность и потрясение все еще владели царем. Ему помогли улечься на ложе, приподняв подушки.

Глубоко вздохнув, фараон сказал:

— Горе человеку, страдающему от старости и немощи. Эти две слабости способны поставить на колени сильнейших!

Хуфу взглянул на собравшихся подле его кровати.

— Я был могучим правителем, — начал он. — Я устанавливал законы, принуждавшие к поклонению и послушанию. Каждый миг своей жизни я помышлял лишь о добрых делах и процветании страны. О, я не хотел, чтобы мое служение народу Египта закончилось моей смертью. Я написал труд, который будет приносить пользу до тех пор, пока человек безжалостен к самому себе. Судьба продлила мою жизнь, даровала мне эту возможность, и труд свой я завершил. Однако боги захотели подвергнуть меня суровому испытанию. Они избрали моего сына орудием в своих руках, отравили ядом стрелы зла и пустили в его сердце. Он стал врагом, пытавшимся убить меня под покровом ночи. Но мое спасение было предрешено, и преступный сын поплатился своей жизнью — ради тех последних часов, что еще остались мне…

Слушавшие Хуфу в один голос воскликнули:

— Да ниспошлют боги царю многие лета!

Фараон поднял руку. Воцарилось молчание, и он продолжил:

— Конец мой уже близок. Я призвал вас, чтобы вы выслушали мою последнюю речь. Вы готовы?

Хемиун не мог сдержать слезы:

— Мой господин! Не говорите о смерти… Печаль ваша пройдет, и вы будете жить долго — для Египта и для нас.

Фараон улыбнулся.

— Не горюй, Хемиун, — сказал он. — Если бы смерть была злом, то Мина вечно правил бы Египтом. Хуфу не печалится о смерти и не боится ее. Смерть несравнима с тем, что человеку приходится вынести при жизни. Но все же напоследок я хочу разрешить вопрос о престолонаследии.

Он повернулся к сыновьям, пристально глядя на них, словно стараясь прочесть их мысли и желания.

— Вы молчите, — сказал фараон. — Каждый из вас глядит на брата с подозрением и обидой. Да и как иначе, если мой наследник мертв? Умру я, и вы все захотите занять трон. Моя воля такова. Я хочу обрести покой, избрав себе нового преемника, и избавить вас от терзаний.

Бафра, старший из принцев, прервал отца:

— Хотя нас разделили желания, мы все повинуемся вам. Ваша воля подобна божественному закону, который велит нам подчиниться без малейших сомнений.

Фараон улыбнулся:

— Твои слова прекрасны, Бафра, — сказал он. — В сей нелегкий час я обрел в себе силу, возвышающуюся над человеческими чувствами. Я утверждаю, что мое отцовство над верноподданными важнее, чем кровное родство. Мне кажется, что сказанное мною вовсе не вызвало у вас изумления. Правда в том, что, не отрицая перед вами своего отцовства, я нашел того, кто заслуживает права на трон больше, чем любой из вас. Того, кто, приняв корону из моих слабеющих рук, поможет вам сохранить ваше достоинство и добродетели. Это юноша, чье рвение, и преданность, и храбрость, и верность, и долг перед родиной и народом уготовили ему особую роль, чья отвага принесла Египту великолепную победу. Сегодня ночью он спас жизнь фараона от предательства, как ранее спас из лап льва моего вероломного сына. Он будет мужем моей единственной наследницы — принцессы Мересанх, в которой течет царская кровь. Она сольется с кровью моего достойнейшего преемника.

От этих слов все онемели. Ошеломленный Джедеф обменялся полным замешательства взглядом с принцессой Мересанх.

Принц Бафра первым рискнул нарушить молчание:

— Мой повелитель, спасение жизни царя — долг каждого египтянина, и все мы, не колеблясь, выполнили бы его. Но как можно за это отдавать трон?

Фараон поднял руку, останавливая сына:

— В тебе горит огонь возмущения… О сыновья мои, вы принцы этой земли и ее правители. У вас будет богатство, влияние и высокое положение, но трон достанется Джедефу. Это моя последняя воля. Пусть визирь услышит ее, чтобы претворить в жизнь своей властью. Пусть услышит ее и главнокомандующий, который проследит за ее исполнением, призвав для этого силу своей армии. Это мое завещание тем, кого я люблю, и тем, кто любит меня; тем, с кем я дружил, и тем, кто, в свою очередь, дарил мне свою преданность.

Пугающая тишина повисла в покоях царя. Погрузившись в раздумья, никто не посмел издать ни звука. Наконец дверь отворилась и в комнату вошел главный управляющий дворцовыми делами. Он пал перед фараоном ниц и сказал:

— Мой господин, смотритель пирамиды Бишару просит аудиенции у вашего величества.

— Пригласи, ведь с этого момента он член нашей семьи.

Бишару сразу распростерся у ног фараона. Хуфу приказал ему встать и разрешил говорить.

Подавленным голосом смотритель сказал:

— О мой господин! Прошлой ночью я хотел прийти к вашему величеству по очень важному делу, но прибыл уже после отъезда моего повелителя к пирамиде. Мне пришлось ждать до утра…

Бишару смотрел только на Хуфу. Он не видел, что в покоях фараона собралось столько людей, не видел и Джедефа, стоявшего позади него рядом с принцессой Мересанх.

— Какое у тебя дело, о отец храброго Джедефа?

— Мой господин, — голос Бишару стал совсем хриплым, и старик низко опустил голову. — Я не отец Джедефа, и Джедеф — не сын мне.