— А это обязательно? Мне так хотелось съездить за город!

— Я знаю. Но если мы все объясним Дельфине, она обязательно поймет и пригласит нас в другой раз.

— Просто… — Джил готова была расплакаться. — В последнее время с нами не случалось почти ничего радостного, хорошего. А теперь, когда я хоть чего-то ждала, появился этот Эдвин. Ну почему он собрался именно к нам? Почему кто-нибудь другой не может его пригласить?

— Думаю, у него не так много друзей.

Джил посмотрела на мужа и увидела, что он расстроен и разочарован не меньше ее.

Она спросила, заранее зная ответ:

— Ты хочешь, чтобы он пришел?

Иэн с несчастным видом пожал плечами.

— Он мой крестный.

— Будь он хоть немного повеселей, его еще можно было бы терпеть, но он до того угрюмый!

— Просто он старый. И одинокий.

— И он скучный.

— Он тоскует. Умер его лучший друг.

— Ты говорил матери, что мы собираемся в Уилшир?

— Да. Она сказала, что это можно обсудить с самим Эдвином. Я обещал позвонить ему сегодня вечером.

— Но мы же не можем предложить ему не приходить.

— Я знал, что ты так скажешь.

Они смотрели друг на друга, зная, что решение уже принято, — за них. Никаких выходных за городом. Никакой клубники. Никакой речки для Робби. К ним придет Эдвин.

Она сказала:

— И почему это добрые дела всегда стоят таких жертв? Пускай бы они совершались сами по себе, без всяких усилий с нашей стороны.

— Тогда они не были бы добрыми делами. Но знаешь что? Я очень тебя люблю. С каждым днем все сильнее — если такое вообще возможно. — Он наклонился и поцеловал ее. — Ну что ж. — Иэн снова распахнул дверь. — Придется пойти сказать Дельфине.

— На ужин у нас холодный цыпленок.

— В таком случае я, пожалуй, пошарю по карманам и постараюсь наскрести мелочи на бутылку вина. Нам обоим нужно немного приободриться.

Когда острота разочарования немного поутихла, Джил решила следовать заповеди своей матери: если берешься что-то делать, делай хорошо. Пускай они ждали в гости только старого брюзгу Эдвина Мейкписа прямиком с похорон, это все же был парадный обед. Она приготовила цыпленка с душистыми травами, начистила молодого картофеля, сварила соус для брокколи. На десерт — фруктовый салат и кусок нежного сыра бри.

Джил отполировала стол на гнутых ножках в столовой, вытащила свои лучшие салфетки, расставила цветы (она купила их вчера в киоске на рынке), взбила диванные подушки в гостиной.

Иэн поехал за Эдвином. По телефону тот сказал своим дребезжащим голосом, что собирается взять такси, однако Иэн знал, что такси обойдется старику не меньше чем в десять фунтов, поэтому настоял на том, чтобы заехать за гостем самому. Джил выкупала Робби, переодела его в новую пижамку, потом надела выглаженное летнее платьице, в котором собиралась щеголять в Уилшире. (Она изо всех сил старалась не думать о Дельфине, которая сидела сейчас в машине, загрузив в багажник свой мольберт и сумки. Солнце никуда не денется, теплых дней предстоит еще много. Она пригласит их снова, на следующие выходные.)

Все было готово. Джил с Робби присели на диван в эркере гостиной и стали дожидаться прибытия Эдвина. Когда подъехала машина, Джил взяла ребенка на руки и подошла к входной двери. Эдвин уже поднимался по лестнице, а Иэн шел следом за ним. В последний раз Джил видела Эдвина на прошлое Рождество, и ей показалось, что он заметно постарел. Она не помнила, чтобы раньше он ходил с палочкой. На нем был его единственный черный костюм с траурным галстуком. Эдвин не принес ни подарка, ни цветов, ни вина. Чем-то он походил на гробовщика.

— Эдвин!

— Ну, дорогая моя, вот я и у вас. Благодарю за приглашение.

Он прошел в дом, и она поцеловала его. Кожа у Эдвина была грубая и сухая, от него слегка пахло карболкой — как от докторов в старые времена. Он был очень худой, глаза, некогда пронзительно-синие, поблекли и слезились. На скулах горели красные пятна, но само лицо было бескровным, совсем бесцветным. Накрахмаленный воротничок казался слишком просторным; из него торчала тонкая шея, морщинистая, как у индюка.

— Я знаю, что ваш друг умер, — примите наши соболезнования. — Почему-то ей показалось очень важным сказать это как можно скорее.

— О, это ждет всех нас, знаете ли. Три раза по двадцать да еще десяток — вот и весь наш земной срок, а ему было уже семьдесят три. Мне семьдесят один. Кстати, куда мне поставить трость?

Подставки для тростей у них не было, поэтому Джил повесила ее на перила.

Эдвин огляделся по сторонам. Судя по всему, раньше ему не приходилось бывать в домах с объединенной гостиной и кухней.

— Только посмотрите! А это, — он наклонился вперед, нацелив свой острый нос, напоминавший клюв, прямо в лицо Робби, — должно быть, ваш сын?

Джил испугалась, что Робби сейчас расплачется. Он, однако, плакать не стал, а внимательно, не мигая, воззрился на Эдвина.

— Я… я решила пока не укладывать его. Чтобы вы с ним познакомились. Но он уже совсем сонный. — Иэн прошел во входную дверь и закрыл ее за собой. — Может быть, хотите подняться наверх?

Она двинулась вперед, а он последовал за ней, медленно преодолевая ступени; она слышала у себя за спиной его тяжелое дыхание. В гостиной она усадила сына на диван, а Эдвину пододвинула кресло.

— Пожалуйста, садитесь.

Он осторожно опустился в него. Иэн предложил гостю бокал шерри, а Джил пошла наверх укладывать Робби.

Прежде чем засунуть пальчик в рот, мальчик сказал: «Нос», — и она вдруг ощутила такой прилив любви к сыну, что от души рассмеялась.

— Знаю, — прошептала она. — У него и правда длиннющий нос, да?

Робби улыбнулся в ответ, и глаза его закрылись. Она подняла бортик кроватки и вернулась в гостиную. Эдвин рассказывал про своего покойного друга.

— Мы вместе служили в армии в войну. Получали хорошее довольствие. После войны он пошел работать в страховую компанию. Мы всегда поддерживали с ним связь. Вместе ездили в отпуск: мы с Глэдис и Эдгар. Он так и не женился. Жил в Бадли-Салтертоне. — Он отпил шерри и посмотрел на Иэна. — Ты не бывал в Бадли-Салтертоне?

Нет, в Бадли-Салтертоне Иэн не бывал.

— Красивое местечко. Прекрасные поля для гольфа. — Эдвин, правда, не любил гольф. В молодости увлекался теннисом, а потом стал играть в шары. — Ты как, играешь в шары?

Иэн в шары не играл.

— Да уж, — проворчал Эдвин. — Ты, вроде, любишь крикет?

— Играю, когда есть возможность.

— Ты, наверное, очень занят?

— Да, занят.

— Играешь в выходные?