Германия находится в сердце этих обширных экономических и демографических владений. Хотя Германия не может контролировать весь регион политически, она будет величайшей экономической силой в рамках региона. Через непрямой контроль Европейского центробанка и евро она будет доминировать в коммерции, финансах и торговле. Еврооблигации обеспечат основательный ликвидный резерв потенциально инвестируемых активов, более крупный, чем рынок облигаций казначейства США. При необходимости евро может получить поддержку от объединенного золотого запаса членов ЕС, который превышает 10 000 т – это почти на 25 % больше, чем официальный золотой запас казначейства США. Сочетание крупного ликвидного рынка облигаций, твердой валюты и огромного золотого резерва может позволить евро занять место доллара как ведущей мировой валюты к 2025 г. Эта перспектива воодушевит Россию и Китай, которые ищут спасения от владычества доллара с 2009 г. Германия – это еще один ключевой фактор этой денежной эволюции, поскольку она настаивает на прочности денег и подает пример того, как быть гигантом экспорта без слабой валюты.

Новый рейх Германии при посредничестве ЕС, евро и европейского центробанка станет самым масштабным выражением немецкого социального, политического и экономического влияния с момента правления Карла Великого. И хотя оно осуществится за счет доллара, изменения будут во многих отношениях положительными ввиду производительности Германии и ее приверженности демократическим ценностям. Разнообразный исторический и культурный ландшафт Европы сохранится в рамках улучшенной экономической ситуации. При лидерстве Германии и дальновидности девиз ЕС «Согласие в многообразии» будет воплощен в своей наиболее истинной форме.

Европейский союз, Объединенные Штаты, Китай и Япония образуют мировую «банду четырех», которая представляет 65 % мировой экономики. Оставшиеся 156 государств, зафиксированные МВФ, составляют оставшиеся 35 % мирового производства. Среди этих 156 государств есть «банда десяти», состоящая из Бразилии, России, Индии, Канады, Австралии, Мексики, Кореи, Индонезии, Турции и Саудовской Аравии, в которой каждый производит от 1 % до 3,5 % мирового объема продукции. Самые мелкие 146 государств производят менее 1 % мирового объема продукции каждое, а большинство производят значительно меньше. Концентрация благосостояния между государствами имеет настолько же явный перекос, как и внутри государств. Любое из 80 % государств с самым низким уровнем производства могло бы завтра исчезнуть, и влияние этого на мировой рост вряд ли кто-то заметил бы.

Это важно продолжать помнить, когда аналитики Уолл-стрит выдвигают тезисы об инвестировании в развивающиеся рынки, пограничные финансовые рынки и более экзотические области. Факт состоит в том, что значительных фондовых рынков очень мало, их способность усваивать входящие потоки капитала ограничена и они склонны «перегреваться», когда пытаются усвоить больше, чем скромный входящий поток капитала. Однако, поскольку Китай держит курс на резкое снижение экономических показателей, США застряли на первой передаче, Япония переживает третье десятилетие депрессии, а Европа еле-еле выкарабкивается из структурных преобразований, трудно отрицать инвестиционную привлекательность «банды десяти» и тех, кто находится рядом с ними: Польши, Тайваня, Южной Америки, Колумбии и Таиланда.

Рассмотрим БРИКС. Для удобства и в целях маркетинга аналитики объединяют более мелкие государства в группы, называемые аббревиатурами первых букв стран-участниц. БРИКС – это патриарх таких групп, состоящий из Бразилии, России, Индии, Китая и впоследствии присоединившейся Южной Африки. Каждый член БРИКС имеет свои достоинства и проблемы; чего в БРИКС нет, так это большого количества общих черт. Российскую экономику лучше всего можно описать как легкий заработок на добыче природных ресурсов, осуществляемый олигархами и политиками, которые снимают огромное число пенок и реинвестируют лишь столько, сколько необходимо для того, чтобы игра продолжалась. Китай осуществляет реальный рост, но также порождает такое количество бесцельных расходов, загрязнения и коррупции, что это неустойчивая модель, враждебно относящаяся к любому иностранному инвестору, у которого она не может украсть технологии. У Индии есть рост и огромные перспективы, но она еще не приблизилась к осознанию своего потенциала из-за известной во всем мире бюрократии под названием «радж»[149], которая душит инновации. Из членов БРИКС Бразилия и Южная Африка наиболее близко подошли к тому, чтобы быть «реальными» экономиками в том смысле, что их рост устойчив, коррупция не повсеместна, а у предпринимательства есть возможность дышать.

Однако успеха прозвища БРИКС никто не отрицает. Первоначальный термин БРИК был создан Джимом О’Нилом и его коллегами в Goldman Sachs в 2001 г., чтобы выделить долю мирового ВВП этой группы и более высокие темпы роста по сравнению с такими установившимися группами крупных экономик, как «большая семерка», G7[150]. Но анализ О’Нила был в первую очередь не экономическим, он был политическим. Только после основных фактов о размере и росте О’Нил призывал к переосмыслению модели международного правления G7, сокращению роли Европы и увеличению роли развивающихся экономик в новой формуле G5 + БРИК = G9.