— А если это так, то почему бы вам не зайти в Неаполь и не вернуть нас к нашей обычной жизни? — поинтересовалась она.

Обычная жизнь! Слово «обычная» было совершенно неприменимо к Джорджи.

Что же касается того, чтобы доставить ее в Неаполь… он подозревал, что Пимм предпочел бы бросить их на произвол судьбы и как можно скорее доплыть до Лондона.

— Пожалуйста, капитан Данверс. Отпустите нас и забудьте, что нашли меня.

Отказаться от нее? Теперь, когда он неожиданно вновь обрел ее? Отказаться от Хлои, когда он только что обнаружил, что у него прелестная дочь? Она не знала меру его порядочности. И его чувства к ней.

— Нет.

— Нет? — повторила она. — Значит, нет? Он кивнул.

— Нет, пока вы не начнете давать мне ответы, которые я хочу услышать от вас.

— А почему я должна это делать? — спросила она, подбоченясь, приняв напряженную и угрожающую позу.

Вспыхнувший в ней огонь вновь зажег его кровь. Это была его Джорджи. Именно такой он ее и помнил.

— Если вы не можете быть честным со мной, — сказала она, — почему я должна говорить вам что-то? Я даже не знаю, кто вы.

Колин подошел ближе, снова сокращая расстояние между ними. Настолько близко, чтобы чувствовать аромат ее духов, дотянуться и вытащить шпильки из ее волос.

Искушение. Эта женщина была для него олицетворением страстного искушения.

— Вы достаточно хорошо знали меня той ночью, чтобы забраться в мою постель.

У нее снова расширились глаза, гнев окрасил ее щеки.

— Как вы смеете! — с жаром произнесла она. — У меня не было выбора… Если бы я… — Ее рот снова закрылся, а губы сложились в решительную линию. Когда он подошел ближе, она сжала кулаки. — И не думайте приближаться ко мне.

Колин склонил голову набок и принялся внимательно изучать ее. Он тоже стоял на своем. Его не прельщала мысль получить второй синяк в добавление к первому, это место все еще чертовски сильно дергало, но он не собирался отступать. По крайней мере сейчас, когда она стояла так близко от него.

— Не было выбора? — переспросил он. — Спорю, все было наоборот. У вас был богатый выбор. — Он усмехнулся. — Один ваш выбор удивил даже меня.

Он протянул руку, чтобы коснуться выбившейся прядки ее медовых волос, но остановил себя, когда она вздрогнула.

Что же все-таки за эти последние двенадцать месяцев так непоправимо изменило ее отношение к той ночи? Ведь тогда никто из них не колебался в своем выборе.

— Что ж, теперь я приняла другое решение, — сказала она, высокомерно вздернув подбородок и негодующе подняв брови; ледяному выражению ее лица могла позавидовать любая герцогиня.

Вот только эти внешние проявления недовольства никак не объяснили ее претензий. Он знал, что она — прекрасная актриса. Что заставило его похолодеть — это злость и ненависть, скрывающиеся за ее словами, — они убивали его слабую веру в то, что у них есть шанс построить мост доверия.

— Я не хочу иметь с вами ничего общего. — В ее словах сквозили горечь и открытое неповиновение, словно она хотела убедить не только его. — Я скорее буду спать в мокром трюме, чем в вашей постели.

Колин отступил от нее.

— Мне было достаточно вашего поцелуя. Кроме того, не помню, чтобы я предлагал вам приблизиться к моей койке. — Он круто повернулся и направился к двери. — Когда Хлоя и ваша сестра отдохнут, вы можете занять другую, более подходящую каюту.

Прежде чем он вышел, она быстро пересекла каюту и поймала его за рукав.

— Вы отвезете нас в Неаполь? Вы отпустите нас?

— На это я уже дал ответ, — сказал он, освобождая руку и захлопывая за собой дверь.

Из-за двери каюты донесся вздох отчаяния, затем что-то стукнуло по столу. Ее кулак, решил он, когда за этим глухим и вызывающим звуком последовало сочное ругательство.

Вместо того чтобы почувствовать себя победителем, он поразился собственному упрямству в данной ситуации.

Как он мог ожидать, что она доверится ему, когда он шватил ее в объятия и украл поцелуй, как вор, а затем начал приказывать ей и предъявлять требования, как обезумевший опекун в трагедии на сцене «Ковент-Гардена»?

Нет, если он собирается выведать секреты Джорджи, надо быть выдержанным и обращаться с ней с тем же терпением, какое, как уверял его некогда старый просоленный моряк, требуется, чтобы поймать русалку.

Все, что ему было нужно, — это подходящая наживка…

К огорчению Джорджи, Колин, не теряя времени, перевел их в другую, менее просторную каюту. Джорджи постаралась устроиться так, чтобы у каждой из них было собственное пространство и в то же время возможность свободно перемещаться вокруг бочки с водой, привязанной в углу, ведра для их личных нужд и корзины, куда она складывала грязные пеленки Хлои.

Когда она вышла из каюты и прошлась по кораблю, ее удивило, как хорошо все было налажено на «Сибарисе». Команда была разношерстной и напомнила ей кучку контрабандистов и матросов капитана Тафта. Но была одна отличительная черта — в общей организации корабля наблюдались порядок и дисциплина, которые казались… да, почти военными.

Аккуратный и хорошо управляемый корабль не мог не вызвать у Джорджи восхищения искусством Колина как капитана. На корабле царила чистота, матросам, очевидно, неплохо платили, их хорошо кормили, и она могла видеть по оснастке корабля и заботе о нем, что Колин был преданным и способным капитаном. Вид «Сибари-са», который оказался в таких хороших руках и по-прежнему был на плаву, плыл, как ему и полагалось, согрел ее сердце, и Джорджи испытала почти благодарность к Колину за то, что тот так блестяще управлялся с наследием капитана Тафта.

А как он посмотрит на то, подумала она, если на палубе корабля будут развешены пеленки? Если он запротестует, она скажет ему, что пеленки озадачат преследующие их французские корабли: те начнут гадать, что они хотят передать подобным сигналом.

Джорджи взглянула на шов на новом платье для Хлои ц обнаружила, что он идет вкривь и вкось. Она вздохнула. Ей хотелось признать, что можно возложить вину за плохое шитье на свои запутанные мысли о Колине, но, честно говоря, она никогда не отличалась прилежанием в рукоделии.

— Не понимаю, почему мы не могли остаться там, куда нас поместили сначала, — пожаловалась Кит, стремительно влетев в дверь тесной каюты и шлепнувшись на свою койку.

Она бросила альбом для зарисовок и коробочки с карандашами и акварелью и уставилась в потолок. Щеки у нее горели, а волосы выбились из-под шпилек. Это было неудивительно, так как она вернулась с палубы, но все же насторожило Джорджи.

Она взяла с Кит обещание не лазать по канатам. Хотя она не опасалась за ее безопасность, ей не хотелось объяснять Колину, почему младшая сестра могла совершать подобные подвиги.