Но Ран отвернулся, забрал кольцо, перекинул через руку плащ и вышел, закрыв дверь. Он шел по коридорам дворца, запястье ныло от ожога, но Ран думал лишь о том, что, даже стоя на дне пропасти, он все еще надеется взлететь.

Ночь опустилась на дворец покрывалом, а Ран к ней так и не пришел. Оникс прижалась лбом к стеклу окна, стоя в темной комнате. Лампы она не зажгла и выгнала Риа, что падала на колени и благодарила Светлейшую. Оникс не могла ее слушать, выпроводила, закрыла дверь. Она ждала, что Лавьер войдет, как всегда не спрашивая, как всегда голодный… но его не было. И, сидя в кресле у окна, Оникс кусала губы, представляя, где он может быть. В саду наслаждений? У рабынь? В одной из многочисленных комнат дворца, вбиваясь в тело какой-нибудь молоденькой прислужницы? Или даже не одной…

Образ, вставший перед глазами, заставил Оникс застонать, вскочить. Боги! Она ревнует. Ревнует Лавьера, злится, что он не приходит, ждет его. И ее тело ноет от желания ощутить его руки, губы, вкус, силу… его всего. Но желания тела — лишь способ получить его… Почувствовать.

«У меня теперь клеймо с твоим именем, и что это значит, сладкая раяна?»

Слова бились внутри, лишая покоя, заставляя Оникс метаться по комнате, не в силах найти себе места. Что это значит? Что? И почему для этого клейма Ран выбрал кольцо из антанита, то самое, что незримо связало их, то, что было на его руке, а после — на ее груди… Не пожалел ключ, не побоялся его испортить, сделал гравировку… Выжег на своей руке ее имя…

Оникс застонала, сжав виски. Ей хотелось… поверить. Архар, ей действительно хотелось поверить в то, что это не прихоть айда, что это действительно что-то значит… Но поверить было страшно. Страшно принять желаемое за действительное, страшно увидеть признание там, где, возможно, лишь очередное развлечение Рана Лавьера. Страшно с головой увязнуть в своем чувстве, утонуть и потеряться!

Ран Лавьер был словно шторм. Пугающий. Завораживающий. Бьющий о скалы. Слишком притягательный. Не оставляющий шанса выжить.

Он затянул ее в свою тьму, поработил, словно поставил клеймо не на теле — на душе. Там, внутри Оникс, тоже были выжжены буквы его имени, и ничего она не могла с этим сделать.

Быть с ним — это биться о скалы. Но без него, кажется, уже никак.

Поддавшись порыву, раяна бросилась к двери, выскочила. Стражи шагнули навстречу, и Оникс попятилась. Что она делает? Бежит искать Рана? Будет метаться по дворцу, расспрашивая, где он? Псы наверняка это знают, но захотят ли сказать?

А если она найдет его, а Лавьер окажется не один? С женщиной? Боги, она не переживет этого!

Оникс шагнула в свою комнату и захлопнула дверь.

«У меня теперь клеймо с твоим именем, и что это значит, сладкая раяна?»

— Я не знаю! — хрипло прошептала она. — Не знаю!

Но она знала, что Ран нужен ей. И знала, что у нее есть то, что нужно ему.

Оникс скинула туфли, расшнуровала платье, стянула его, откинула в сторону. Сняла чулочки, развела нательную ленту на бедрах, стянула сорочку. Распустила волосы.

Она точно знала, для кого раскрывается лори. И могла врать Рану. Могла врать всем вокруг. Но только не себе. Она села в кресло, откинулась на спинку. В камине слабо тлели угли, освещая комнату мягким призрачным светом.

Она хотела, чтобы он пришел. Хотела. Что-то изменилось в ней, и это уже невозможно отрицать. Ей нужны его прикосновения. Ей нужен этот мужчина.

Лори шевельнулся, посылая по спине дрожь, раскрывая лепестки.

И когда Лавьер вошел, Оникс даже не пошевелилась. Так и осталась полулежать в кресле. А он ничего не сказал. Остановился у двери, не спуская с нее глаз. Снял перчатки. Его взгляд скользил по ее телу: лицу, шее, груди, животу. Задержался на разведенных ногах. Ран приподнял бровь, рассматривая ее. Взгляд потемнел от желания. И двинулся ниже — до колен и лодыжек. Зацепился за блестящую цепочку на щиколотке. Мужское дыхание прервалось, Оникс увидела это, и внутри поднялось удовольствие. От этой власти над ним. Странной и пугающей, но власти…

Лавьер в два шага пересек комнату, опустился перед креслом на колени. За ягодицы подтянул ее ближе к краю. Опустил голову. Прикосновение языка к ее животу заставило Оникс судорожно втянуть воздух. Ее тело реагировало на этого мужчину независимо от ее желания. Реагировало, горело, выгибалось от удовольствия. Он умел довести ее до такой вершины наслаждения, что она забывала себя, забывала все, лишь стонала под его телом.

Вот и сейчас Ран начал свой порочный танец, приподнимая ее бедра и тараня языком. Но даже сейчас, на коленях перед ней, брал — он. Лавьер всегда брал, независимо от того, в какой позе находился. Брал, заставляя Оникс подчиняться и отдавать.

Она смотрела на его склоненную голову, на влажные черные волосы. На простую темную одежду, на его запястье, где краснел ожог. Ран пах пеплом, ветром и чем-то особенным, мужским, тем, что всегда заставляло женщин оглядываться на него.

Смотрела, как он целует ее, и не могла не признать, что эта картина почти самое возбуждающее из всего, что она видела. В Лавьере было слишком много этой мужской силы, чувственной и жестокой, страстной и дикой, и она вновь откликнулась на нее, вновь подчинилась и застонала его имя, вновь отдалась, не в силах сопротивляться.

Наслаждение подкатывало волнами, закручивалось тугим жгутом внизу живота, растекалось по телу. И ей было мало… Хотелось еще, еще, еще, и она цеплялась за ткань кресла, чтобы не застонать его имя.

Он поднял раяну на руки, перенес на кровать. Застыл, жадно всматриваясь в ее лицо, но что он там искал, Оникс не знала. Стянул через голову рубашку, расстегнул штаны, не отводя от нее взгляда. От одного лишь этого взгляда ей хотелось застонать и раздвинуть ноги, так много в нем было порочной силы. На этот раз вторжение было неторопливым, мучительно, сладостно медленным, хотя она видела, как он сдерживается, как выступают вены на шее, а дыхание срывается. Аид жадно глотал воздух, нависая над ней, не сводя глаз с ее лица и погружаясь дразняще чувственно. Оникс хотелось выгнуться, лишь бы скорее почувствовать его в себе, но он не позволял, держал за бедра. Лори был открыт полностью, его чарующий аромат окутывал обоих, обволакивал и дразнил.

Ран вошел в ее тело, опустил голову, целуя шею, и задвигался, уже не в силах медлить. А ведь он не собирался идти к ней… Хотел. Хотел до дрожи, но не шел. Слишком устал от бесплотной надежды что-то увидеть в синих глазах Оникс. Он всегда хотел ее до безумия, и эта тьма вела его каждый раз, заставляя брать, заставляя присваивать. Взгляд цеплялся за клеймо на плече Оникс, и горькая сладость разливалась внутри, доводя до исступления.

И все же пришел… Не смог остановиться.

Оникс обхватила его ногами, комкая в пальцах покрывало, глядя ему в глаза. И снова это биение сердец — в унисон, в ритме глубоких толчков, что соединяли их. В ритме наслаждения, что нарастало штормом. Он смотрел на ее губы, на грудь, на шею, на рассыпавшиеся по черному меху покрывала волосы. В синие глаза, что при неровном свете камина казались темными. И понимал, что уже не сможет без нее. Что сделала с ним маленькая раяна, каким арканом привязала?