Он принялся расхаживать по нагретой солнцем крыше.

— А что ты думаешь по поводу Перл Энн, шпионившей за Джергеном? — Он пристально посмотрел на Дульси. — Кто тут сыщик, а кто жулик?

Они продолжали ломать голову над этой загадкой, а в десятке метров под ними тротуар был заполнен суетливыми туристами и спешащими домой после обеда гражданами, которые останавливались поглазеть на витрины. Публика выходила с художественных выставок и из местного театра, направляясь в разнообразные кафе и рестораны. В толпе они заметили двух женщин и пожилого мужчину, державших обращения в поддержку библиотечной кошки; они останавливали всех подряд, показывали газетные вырезки с фотографиями Дульси и просили подписать петицию.

— Кто-нибудь проверяет эти подписи? — удивился Джо. — Ведь эти люди не живут в Молена-Пойнт.

— Ну и что, — запальчиво возразила Дульси. — Они все равно пользуются библиотекой, так многие приезжие делают. Вильма то и дело выписывает для них временные читательские билеты.

Прямо под ними какая-то парочка в джинсах спорила, по ехать ли на машине в Сан-Франциско или остаться в Молена-Пойнт, а на углу трое старшеклассниц вовсю кокетничали с сопровождавшим их пареньком, при этом каждая из девушек старалась завладеть его вниманием. Обычно Джо и Дульси любили наблюдать за туристами, свесившись с края крыши и про себя посмеиваясь над людьми. Однако в тот вечер они не могли отделаться от мыслей о Бернине и Слудерах. Положение казалось невероятно запутанным, и эта неразбериха беспокоила их, как копошащаяся за стеной недосягаемая мышь.

Но, как оказалось, у них не оставалось времени на разгадку, прежде чем предсказания Азраила начали сбываться. Прежде чем действительно произошло убийство, которое захватило Джо и Дульси, словно паутина неосторожную муху.

«Я вижу смерть вокруг вас… и эта смерть придет еще до полнолуния…»

Азраил говорил так, словно сам мог навлечь смерть черной магией, словно и вправду был Ангелом Смерти. Как бы там ни было, через два дня после того, как Азраил убедил Джо и Дульси пошпионить в ресторане, в Молена-Пойнт действительно пришла смерть.

Во вторник утром, едва пробило восемь, Джо и Дульси явились в еще безлюдную библиотеку; они от пуза наелись упитанных мышей и намеревались вздремнуть до открытия на широком, заваленном подушками подоконнике, предназначенном для детей. Это уютное местечко по утрам служило кошке персональным будуаром.

По словам Фреды Брэкет, Дульси превратила мягкую банкетку с грудой ярких цветастых подушек, где любили сидеть малыши во время «часа сказок», в настоящий рассадник блох и глистов. Однако детишки придерживались иного мнения. Они с неописуемым восторгом устраивались возле кошки, причем каждый норовил подержать ее на руках или хотя бы сесть поближе.

Но по случаю раннего часа детей еще не было, и широкий эркер был в полном кошачьем распоряжении. Лишь изредка тишину прерывало шуршание автомобилей, проезжавших по улице, а вдали негромко и монотонно бормотал океан. Его мерное биение ощущалось чуткими кошачьими лапами через покрытый ковром пол.

Дульси удивлялась тому, что Вильма не чувствовала пульсации прибоя, даже если стояла прямо на берегу. Ей было жаль, что люди так многого лишены. Не далее чем на прошлой неделе Вильма не заметила предшествующую подземным толчкам дрожь, которая заставила Дульси забиться в два часа ночи под кровать, истошно завывая, пока Вильма не спряталась вместе с ней в стенном шкафу. Сидя в этом убежище, они ждали, когда разразится землетрясение и начнут падать всякие тяжелые предметы.

Однако землетрясение оказалось совсем пустячным, всего-то и ущерба – несколько разбитых стаканов и трещина в стене ванной; по калифорнийским стандартам ради этого даже не стоило вылезать из постели; но силу будущих толчков по интенсивности их предвестников Дульси определять не умела.

Теперь же, забравшись на любимое окошко и умяв поудобнее разноцветные подушки, они с Джо зевнули, потянулись, приготовились ко сну – и застыли, почувствовав запах.

Шипя, они попятились от стекла.

Но он настиг их, чужой и тревожный.

Это был не сладкий запах ребенка, не аромат леденцовых оберток, которые малыши частенько оставляли среди подушек; это не был легкий запах парфюмерии, которой пользовались сотрудницы библиотеки.

Сквозь оконное стекло сочилось зловоние смерти. Не мертвого животного – только что убитого кролика или белки. Нет, запах, который ощущался даже на языке, от которого стыла кровь и в глотке клокотало рычание, был смрадным дыханием человеческой смерти.

Они опасливо подкрались к стеклу и замерли, вглядываясь в зеленые заросли сада.

Здание библиотеки имело два выступающих крыла, которые частично были огорожены пышными цветниками, превратившимися у «детского» окна в настоящие джунгли. Громадные кусты лилий вымахали так, что постукивали по оконному стеклу; их нежные лепестки изгибались, словно пытаясь пощекотать несущий их стебель. За лилиями начинались заросли цветущего кустарника и синих ирисов. Восточную стену укрывал полог из солнечно-желтых настурций, а над всем этим красочным великолепием простирал свои крепкие узловатые ветви громадный темный дуб, сквозь нефритовую листву которого просвечивало утреннее солнце.

За пределами сада лежал разделенный эвкалиптовой аллеей Морской проспект; на противоположной его стороне теснились всегда многолюдные двухэтажные магазины. Однако то, что привлекло кошачье внимание, что заставило их шерсть встать дыбом, находилось прямо под эркером, среди поломанных цветов. От увиденного Джо разинул рот, издав раскатистый поминальный рев, а Дульси проглотила потрясенный мявк и почти перестала дышать.

Перед окном на коленях стоял человек. Он тянулся вперед, чтобы коснуться двух распростертых неподвижных тел, чьи полуобнаженные пухлые конечности с синими венами светились мертвенной белизной.

Грили Урси погладил руку Доры и наклонился, чтобы до тронуться до ее голой ноги, тяжелой и безвольной. Одежда Доры и Ральфа была местами разорвана, однако это скорее не было результатом нападения, а выглядело так, словно они пытались сорвать ее сами в каком-то бешеном танце, в непонятном безумном гавоте. Их путь через сад можно было отчетливо видеть: от самого проспекта вела петляющая тропка, обозначенная поломанными стеблями и россыпью сорванных листьев и цветов.

Один из башмаков Ральфа валялся среди маргариток в не скольких метрах от него; десятицентовики, засунутые в пазы, поблескивали в утреннем свете. На другой стороне улицы, на бровке тротуара, лежало нечто похожее на брошенный свитер.

Увидев, что Грили поднялся, сжимая дрожащие кулаки, Джо и Дульси слегка отодвинулись от стекла. Казалось, он и сам весь дрожит, и вид у него был растерянный и напуганный.

Он немного постоял, нерешительно вглядываясь в разросшийся сад, а затем, спотыкаясь, медленно побрел по тропинке. Когда он выбрался на проспект, откуда-то сверху из дубовой кроны на дорожку спикировал черный кот и зашагал рядом.