«Голодная».

Его драконица втолкнула свою жалобу ему в голову, вытесняя все другие мысли.

«Знаю, красавица моя. Я постараюсь это исправить как можно быстрее. Дай мне сначала проснуться».

«Голодная всю ночь. Голодная сегодня. Слишком много спишь».

«Ты права, маленькая королева. Я исправлюсь».

Порой ему проще было согласиться с Релпдой, не пытаясь с ней спорить. Маленькая медная драконица была требовательной и властной и совершенно по-детски не желала знать о чужих потребностях.

А еще она боготворила его и полагалась на него так, как ни одно живое существо прежде не делало. И он полюбил эту ревнивую, эгоистичную и язвительную малышку.

– «Малышку!» – произнес он вслух, застегивая на себе рубашку, и сам над собой посмеялся.

Она была маленькой только по сравнению с другими драконами. Прокормить ее становилось почти невозможно. Хорошо еще, что устроенный Карсоном ставной невод продолжал давать постоянный приток рыбы. Без ежедневной утренней порции этой пищи Релпда вообще не давала бы ему покоя. Он и без того ощущал не только собственные голодные колики, но и ее тоже.

Он заглянул в очаг. В дымоходе, выше огня, в потоке дыма висело несколько кусков ярко-красной рыбы. Дым служил одновременно и средством приготовления рыбы, и помогал предохранить ее от порчи. А еще эта импровизированная коптильня добавляла свои собственные ароматы к разнообразным запахам, царящим в помещении.

Он так устал от разных запахов!

Седрик снял свой плащ с крючка у двери и, встряхнув как следует, набросил себе на плечи. Пора начинать день. У него много дел. Надо принести воды для стирки и готовки. Накормить драконицу, поесть самому. Но сначала он узнает, что пытается сделать Карсон. Стук превратился в прерывистый грохот.

Он зашел за угол дома и обнаружил, что Карсон возится с грубо сколоченной деревянной рамой. Охотник натянул на нее кусок кожи, закрепив на деревянных колышках, вколоченных по бокам. Именно это «окно» он сейчас и пытался пристроить в проем. На глазах у Седрика хрупкая кожа лопнула.

– Проклятое невезенье! – выругался Карсон, отшвыривая раму и кожу.

Седрик с изумлением смотрел, как его сожитель пинает ногой неудачное изделие.

– Карсон? – неуверенно проговорил он.

Этот оклик заставил охотника резко обернуться к Седрику. Лицо у него неожиданно покраснело.

– Не сейчас, Седрик! Потом.

Он повернулся и зашагал прочь, оставив Седрика недоуменно смотреть ему вслед. Он еще никогда не видел, чтобы Карсон настолько выходил из себя, и уж тем более, чтобы он выказывал это настолько по-ребячески. Это пробудило в нем неприятные воспоминания о Гесте.

«Вот только Гест обратил бы свой гнев на меня, – подумал он. – Гест сделал бы меня виноватым во всем, из-за того, что я с ним заговорил».

Он прошел к брошенному Карсоном изделию, поднял раму, которую пинок особо не повредил, и задумчиво посмотрел на шкуру. Поняв, что это такое, он ощутил укол стыда. Кусок кожи был выскоблен до такой тонкости, что начал пропускать свет, оставаясь при этом преградой для ветра и дождя. Волоски со шкуры отскребли очень тщательно, а потом ее тщательно высушили, чтобы она пахла не так сильно. Это Карсон сделал в ответ на сетования Седрика по поводу закрытого окна. Седрик поскреб заросший щетиной подбородок, обдумывая случившееся. Он пожаловался, не задумываясь о том, что Карсон может воспринять его жалобу как критику или потратить столько усилий и раздумий на то, чтобы поправить дело.

Он все еще держал в руках раму, когда за спиной послышались шаги. Карсон взял у Седрика окно и грубовато сказал:

– Оно должно было встать на место, так что ты проснулся бы и увидел свет. Вот только проем оказался слишком неправильной формы. Я хотел сделать тебе сюрприз, но ничего не получится. Я знаю, как это сделать, но у меня нет нужных инструментов. Извини.

– Нет, это ты меня извини. Я не собирался так много жаловаться.

– Ты привык к лучшему. К гораздо лучшему, чем все это.

С этим утверждением спорить не приходилось.

– Но это же не твоя вина, Карсон. И когда я жалуюсь, я… ну, просто жалуюсь. Я не хочу сказать, что ты должен что-то исправить. Просто…

– Просто тебе тут неуютно. Я это знаю. Ты привык к лучшему, Седрик. И ты заслуживаешь лучшего, только я не знаю, что я могу для этого сделать.

Седрик проглотил рвущийся наружу смешок.

– Карсон, ведь тут всем приходится так же трудно, как и нам. Когда «Смоляной» вернется, все станет лучше.

– Только чуть-чуть. Седрик, я же за тобой наблюдаю. И я вижу, как ты устал от всего этого. И это меня тревожит.

– Почему?

Карсон бросил на него странный взгляд.

– Может, потому, что я присутствовал при том, как ты очень искренне попытался покончить с собой. Может, потому что я боюсь, что когда ты снова попытаешься это сделать, меня рядом не окажется. И у тебя это может получиться.

Седрик был ошеломлен.

– Я стал совершенно другим человеком! Я сильнее этого! – запротестовал он. Слова Карсона его задели, хоть он и не мог бы объяснить, почему именно. Но уже в следующее мгновение он это понял. – Ты считаешь меня слабым! – обвиняюще бросил он охотнику, еще не успев понять, что собирается это сказать.

Карсон опустил глаза и покачал лохматой головой. Очень неохотно он ответил:

– Не слабым, Седрик. Просто… неокрепшим. Не таким, чтобы справляться с трудностями, которые все не кончаются и не кончаются. Это не делает тебя плохим человеком, просто…

– Слабым, – закончил за него Седрик. Ему было противно, что замечание Карсона так сильно его ранило – гораздо противнее даже, чем навернувшиеся на глаза жгучие слезы. Нет! Он не намерен из-за этого плакать. Это только подтвердит правоту Карсона. Он прокашлялся. – Мне пора к рыбному садку, чтобы принести что-нибудь Релпде. Она проголодалась.

– Знаю. Плевок тоже. – Карсон тряхнул головой, словно его донимали комары. – Наверное, отчасти поэтому я сегодня так злюсь. – Он проговорил это почти умоляюще, а потом снова тряхнул головой. – Этот проклятый Плевок! Он знает, что может передать мне свой голод. Он навязывает его мне. Из-за этого я постоянно раздражен. Из-за этого мне трудно думать и трудно быть терпеливым, даже делая что-то совсем простое. – Карсон вскинул голову и встретился взглядом с Седриком. В его глазах отражалась решимость. – Но я не собираюсь нести ему еду. Пока не собираюсь. Мне надо, чтобы он поголодал. Пусть проголодается настолько сильно, чтобы попытаться что-то предпринять. Он – ленивый маленький подонок. Ему следует усерднее стараться учиться летать. Но пока я рядом и готов кормить его всякий раз, как он почувствует голод, он не станет прилагать к этому реальных усилий. Я намерен дать ему немного помучиться, иначе он никогда не научится сам о себе заботиться.