— Когда вы… э… когда ваши воспитанницы… скоро они проводят вас из зала в нашу спальню?

— О! Но ведь еще совсем рано!

Его раздражало то, что она все еще не смотрела на него, и он насмешливо-зло спросил:

— У вас при себе тот маленький волшебный пузырек?

— Конечно, — рассеянно ответила она.

Не сумев даже таким образом обратить на себя ее внимание, Ранульф подумал было о том, чтобы посадить ее себе на колени и посмотреть, произведет это на нее хоть какое-то впечатление. Однако ему не пришлось прибегать к этому крайнему способу, ибо Рейна все же обратила в его сторону свои небесно-голубые глаза, взгляд которых подтверждал, что она очень внимательно следила за тем, что он говорил. Однако Рейна не совсем верно истолковала причину подобного беспокойства Ранульфа.

— Вам не стоит беспокоиться об этой интимной церемонии, — сказала она мягким шепотом. — Не может быть и сомнений насчет того, что вы откажетесь от меня или случится наоборот после более близкого знакомства, так что нам отнюдь не придется представать обнаженными ни друг перед другом, ни перед гостями.

Его нахмурившийся взгляд и грозно сдвинувшиеся в одну линию брови не остались незамеченными Рейной.

— Вам что-то не нравится, милорд? Могу ли я…

— Можете, леди. Вы не только можете, но должны лечь в мою постель — и поторопитесь. Я хочу, чтобы со всеми дурацкими формальностями н условностями было покончено как можно скорее.

Наконец-то она вспыхнула, опустив глаза в пол. Несколько мгновений она молча сидела подле него, но вскоре коротко кивнула и поднялась, чтобы удалиться.

Ранульф же уселся на свое прежнее место, чувствуя себя если и не совсем хорошо, то по крайней мере значительно лучше. Он все еще не осознал, насколько ответ ее был важен для него и что значили эти долгие секунды его напряженного ожидания. Если бы она попыталась прекословить ему… Однако ничего подобного не произошло. Его слова были восприняты ею как приказ, которому она незамедлительно повиновалась. Осознание своей власти над ней даже на пару мгновений согрело сердце Ранульфа, пролив живительный бальзам на раны его ущемленного самолюбия. Он вдруг вспомнил, что час еще действительно был ранний и жена его была всецело поглощена шумным праздником и наслаждалась обаянием этого вечера, пока он не поделился с ней своим мрачным расположением духа. Ведь действительно не было никаких причин для столь дурного настроения. Не он ли теперь хозяин всего, что окружает его, не ему ли принадлежит все это великолепие?! Не стал ли он самым счастливым и удачливым человеком на свете?! Могущественным и властным ничуть не меньше отца?! Да, да, да… Но что он сделал, чтобы все это заслужить? Что?!

— Что делает здесь это чудовище?

Рейна увидела «это» вальяжно нежащееся на ее брачном ложе, которое оказалось не кем иным, как Леди Эллой. Рейна уже успела выбрать блох у ободранного и вылинявшего животного, когда оно появилось в замке вместе с остальными воинами Ранульфа, однако Рейна и представить не могла, что эта нахалка проникнет даже в их спальню. Несомненно, она и не собиралась покидать столь понравившееся ей место.

— Это питомец сэра Ранульфа, — спокойно ответила Рейна на надменный вопрос дамы Хилари.

— Неужели? — захихикала одна из молоденьких воспитанниц. Рейне тоже пришлось улыбнуться. Если они находили это забавным — что ж, она подождет, пока они собственными глазами не увидят, как это создание обернется беззастенчиво вокруг шеи великана.

— Но ведь животных никогда не допускали на этот этаж! — упорствовала леди Хилари.

Рейна лишь пожала плечами:

— У Клайдона появился новый хозяин. И если он желает, чтобы его питомцы жили в его покоях, то кто посмеет прекословить ему?

— Вы, миледи.

О! Как доверяли они ей, насколько были уверены в ее способностях преодолеть даже самые недоступные препятствия! Если бы они только видели, как суетилась она, чтобы поскорее собрать их всех вместе для этой интимной церемонии, то они уж не стали бы думать, что ей настолько просто будет избавиться от этой ободранной кошки! Возможно, это и были покои самого хозяина замка, где традиционно хозяйкой считалась госпожа, и, несомненно, Рейне придется поговорить с Ранульфом о том, с кем еще придется ей делить свою спальню, не считая, конечно, супруга, ее господина.

Думая о нем, она вдруг вспомнила, как взволновал ее его грозный приказ отправляться в постель. Она сказала Флоретт, пытаясь прервать неприятные мысли:

— Заберите это создание на кухню и напоите его горячим молоком. — Однако, решив, что вряд ли это понравится кухарке, Рейна поспешила добавить:

— Объясни поварам, кому это животное принадлежит, чтобы они, не дай Бог, не прогнали его н конюшню.

— А она кусается? — неприязненно спросила юная вдова. Хилари подняла кошку за шкирку и, протянув ее Флоретт, сказала:

— Если да, то укуси ее в ответ.

Это замечание вызвало в комнате громкий всплеск хохота, и даже напряженность Рейны понемногу утихла, и она смогла присоединиться к веселью своих шаловливых подруг. Она уже познала мужчину и, полагая, что первый раз самый страшный, убеждала себя, что бояться ей уже было нечего, и тем не менее она не могла избавиться от неприятного ощущения просасывания где-то в животе. Возможно, она напрасно приказала слугам разбавлять вино ее супруга настолько, что оно ничуть не отличалось от подкрашенной воды. Он бы повеселился, если бы был немного пьян, и уж наверняка не стал бы торопить ее с приготовлениями ко сну. Наверное, она не должна была и подшучивать над ним в это утро, потому что он весь день был настолько зол, что его настроение никак уж не соответствовало празднику, и наверняка он воспринял ее шутки как личное оскорбление, хотя она вовсе и не собиралась рассердить его, а наоборот…

Чего еще могла она ожидать от рассудительного и одновременно такого рассеянного великана?! Снова грубость и стремительность? Или на этот раз все будет по-прежнему грубо, но продлится гораздо дольше? Господи, она, кажется, сошла с ума, раз своими собственными руками подготовила себе столь ужасное испытание. А может быть, сегодня они вообще не будут заниматься этим?..

Такая мысль мгновенно улучшила ее настроение. В конце концов она же сказала ему о том заветном пузырьке, который Тео так предусмотрительно успел спрятать в их спальне. Ранульфу совсем не нужно было заниматься с ней любовью только потому, что каждый обитатель Клайдона ожидал от него этого. К тому же он так и сказал, что ему просто не терпелось покончить со всеми формальностями, а не то чтобы он имел в виду…

Ее беспокойство снова проснулось, однако это было вполне естественное для нее состояние, и подруги Рейны не стали изводить ее излишними вопросами, позволив себе лишь отпустить пару грубых шуточек и непристойных намеков.

В течение всей церемонии раздевания Рейна оставалась молчаливой, но когда она увидела в руках Хилари свою сорочку из белого шелка, расшитого серебром, она вспомнила, что ее муж ни словом не обмолвился о своем наряде. А ее воспитанницы вынуждены были работать до полного изнеможения, чтобы вовремя закончить его мантию и подвязки. И она тоже потрудилась на славу и собственными руками сшила ему тунику из такого же прекрасного сандалового шелка, из которого был сшит и ее собственным наряд и который она специально хранила именно для этого дня, самого, может быть, важного в ее жизни… Однако Рейна никак не могла объяснить причину своего расстройства, поскольку она совершенно не собиралась принимать близко к сердцу равнодушие своего супруга.