— Их брак с Всеволодом Сергеевичем не сложился? — тихо спросила я.

— Какой там брак, издевательство одно. Она ушла, но перед этим сломала жизнь многим людям. И мне в том числе.

— Простите, я не знала. — Разговор как-то застопорился, я уже гадала, что еще такого спросить, чтобы вновь разговорить Тамару Петровну, но она сама вдруг спросила:

— Вы на машине приехали?

— Да, — активно закивала я.

— Хотите, я вас кое с кем познакомлю? Уверяю, когда вы увидите этого человека, сами все поймете.

— Конечно. — Такой поворот дела меня устраивал.

У меня в кармане запрыгал мобильный телефон. А Пеликанова в это время ушла в свою комнату одеваться, и я, воспользовавшись моментом, быстро взяла трубку, увидела, что звонит Мордакина, и, прикрывая рот рукой, спросила:

— Света, что-то случилось?

— Нет, у меня все нормально. Просто нервничаю очень.

— Не волнуйся, смотри фильм. Я встречу тебя на выходе. — Я отключилась и убрала телефон в карман.

Тамара Петровна собралась очень быстро. Надела свитер, длинную, до самых щиколоток, юбку, собрала волосы, закрепив их шпильками на затылке. На голову повязала пуховой платок, на плечи накинула симпатичное клетчатое пальтишко с широкими рукавами. Потом зашла на кухню, где я все еще сидела, дожидаясь ее, открыла холодильник, достала из него два яблока, упаковку йогуртов, пакет сока. Положила все это в тряпичную сумку и сказала:

— Можем ехать.

Мы ехали десять, максимум двенадцать минут. Все это время Пеликанова очень медленно и подробно рассказывала мне о своем сыне.

— С Мариной они поженились рано. Я с самого начала была против такого брака. Мало того, что они юные и бесшабашные, так еще и работы ни у кого толковой не было. Оба учились, Всеволод часами пропадал на тренировках. Но, упрямая молодежь, они как будто назло нам, родителям, тайком сыграли свадьбу и стали жить вместе.

Детали бытовых проблем молодой семьи Пеликановых меня мало интересовали, но я внимательно слушала Тамару Петровну, понимая, что, если буду проявлять нетерпение и задавать вопросы, могу просто спугнуть женщину, и она замкнется. Поэтому я слушала и ждала развязки, до которой, судя по всему, было еще далеко. Она остановилась на первой годовщине свадьбы (интересно, сколько их еще было) и сказала:

— Сейчас налево, метров двести проедете, и можете парковаться где-нибудь у ворот.

Я припарковалась прямо у металлических ворот белокаменного высокого забора. Читаю табличку на входе: «Городская психиатрическая больница номер пять». Неужели Всеволод Сергеевич болен и меня хотят познакомить с его лечащим врачом, мелькнула в голове шальная мысль.

— Пойдемте. — Пеликанова взяла меня под руку, и мы пошли.

Через проходную прошли беспрепятственно, Тамара Петровна радушно приветствовала и охранников и санитаров, все ей были искренне рады, интересовались самочувствием. Похоже, эта женщина здесь частый гость. А может, бывший сотрудник.

Миновав проходную, мы оказались в красивейшем парке. Высокий забор со стороны улицы скрывал всю эту красоту. Здесь были густые посадки деревьев, симпатичные скамеечки и беседки, аккуратные каменные дорожки. Омрачало общую картину только одно: люди в белых халатах. Они были повсюду, мужчины и женщины, старые и молодые, беспечно курящие где-то в сторонке или вальяжно прогуливающиеся по парку. Пациентов было гораздо меньше. Вон сидит на скамейке девушка в тесном коричневом пальтишке и вязаной шапочке. Она, положив руки на колени, медленно раскачивается, не отрывая взгляда от какой-то точки на земле. Похоже, именно к этой девушке мы с Пеликановой и направляемся.

— Познакомьтесь, это Лерочка. — Тамара Петровна представила мне девушку, но та никак не отреагировала на наше появление. По-прежнему сидела, монотонно раскачиваясь. — Садитесь, пожалуйста.

Мы обе сели, я с одной стороны от Леры, Пеликанова с другой.

Пеликанова обняла девушку, что-то зашептала ей на ухо, та по-прежнему не реагировала.

— Тяжелейшая депрессия, — пояснила Тамара Петровна, кивая на Леру. — У нее были периоды ремиссии, но в последнее время она совсем сдала. Севочка давно ее не навещал, а без него она не живет.

Я молча кивнула.

— Это невеста Всеволода. — Скупая слеза покатилась по щеке несчастной женщины. — Они хотели пожениться, но Марина не давала развода.

— А почему она в таком состоянии? — Наконец-то я придумала вопрос для поддержания разговора.

— Лерочка у нас такая ранимая, такая тонкая натура, а ее безжалостно унизили. — Пеликанова вытерла слезы с глаз, постаралась взять себя в руки. — Я не знаю, как Марине удалось это сделать, может, она ее напоила чем-то, может, лекарства какие вколола. В общем, затащила нашу бедную девочку в тот притон. Марина же знаете где работала? Стыдно сказать. В порнографических фильмах. — Последние слова Пеликанова сказала шепотом, даже я с трудом услышала, что она говорит, скорее догадалась.

— Вы хотите сказать, Лера снялась в порнофильме?

— Какое там снялась, ее сняли. Насильно. Она была в беспамятстве, сама не понимала, что с ней делают. Я потом видела это безобразие и минуты высмотреть не могла, а фильм полчаса длился. — Пеликанова разрыдалась. — Эту порнографию Марина размножила и по всему городу пустила. Даже в школе ученикам раздавала, представляете? А ведь Лерочка у нас учительница русского языка и литературы, тонкая натура. А тут такое. Она, голубушка, так и не смогла пережить это. Уже полгода здесь живет. Врачи говорят, защитная реакция, разум ее как будто отключился, вычеркнул из памяти все, что было. Она теперь как чистый лист бумаги, только меня признает, Всеволода и братика своего младшего. Остальных даже не замечает. — Пеликанова всхлипнула. — Потом выяснилось, что фильм этот давно сняли, Лерочка даже не помнила толком, что с ней было, как будто дурной сон. А Марина, змея, пыталась шантажировать им Всеволода, а когда их развели по суду, решила отомстить таким чудовищным образом.

Подробности этой ужасной истории я слушала еще на протяжении получаса. Мы прогуливались по парку, Тамара Петровна вела за руку Леру, я шла рядом и внимательно слушала.

Я уже поняла, что движет Пеликановым, мотивацию его поступков и готова была уезжать, но удобного момента для отлучки все не было. И тут Тамара Петровна сумела вновь заинтересовать меня, сообщив нечто важное:

— Любовник Марины ведь тоже покончил с собой.

— Любовник Марины? — Я была искренне удивлена. — У нее был любовник? Я думала, Марина безумно любила вашего сына, как у нее мог быть любовник?

— На этой ее поганой работе был какой-то оператор-самоучка, он-то ей и помог сотворить эту мерзость. Он же там и в главной роли выступил, извращенец. Тьфу, вспоминать противно.

— А как его фамилия? — машинально спросила я.

— Какая разница? — отмахнулась Пеликанова. Но потом все-таки задумалась. — Бытовая какая-то фамилия, то ли Подушкин, то ли Одеялов.