– О! И эта туда же. А нам что делать? На голодный желудок мы этот «Прометей» ещё сто лет запускать будем.

– Ничего, выкрутимся как-нибудь, – девушка уставила взгляд на изобилие яств, активно потёрла ладошки и ухватила с тарелки бутерброд с белорыбицей. Но донеся до рта, замерла: – Постой, если он всё опечатал – то это богатство откуда?

– Я и говорю: тс-с. Он здесь ещё не был. А здесь свой бар имеется. И холодильные камеры при баре. Я туда сунулся и чуть не замёрз. Уходить не хотелось при виде всего этого великолепия.

Алиса вернула бутерброд на тарелку и отодвинула её от себя как можно дальше:

– Ну и жук ты оказывается.

– Чего ты? Я для тебя старался.

– Перестарался. Для всего, что ты сделал, есть только одно определение. Это, дорогой мой, крысятничество.

После её слов наступила тягомотная тишина. Девушка молчала – поведение Целовальникова её сильно разочаровало. А парень молчал, потому что обиделся.

Крысятничество?! Это всё для тебя! Я и хлеба с морковным чаем пожую. Выходит, я крыса? И это после того, что я для всех сделал? Неужели я не заслужил одного тёплого, сытого вечера с любимой девушкой? Вот взяла и просто так походя опустила меня ниже городской канализации. За что?

Не захотев оправдываться перед Алисой, Кирилл включил головизор. На экране с трибуны большого зала Госдумы выступал Калачов:

– Цивилизация существует с тех самых эпических времён, когда Прометей подарил человечеству огонь. Но никогда до сих пор в нашей цивилизации не было полной справедливости. Меньшинство всегда жировало за счёт обездоленного большинства. Мы, надо быть реалистами, тоже не сможем выправить этот перекос. По крайней мере, сразу. Для этого должны произойти коренные изменения в обществе и в экономике. До полной справедливости человечество ещё не созрело. Но это не означает, что бороться за справедливость никто не должен. Наоборот, мы обязаны это делать! Надо бороться всегда и повсеместно. Эта задача должна стать главной и для силовых структур, и для юриспруденции, и для руководства страны. Надо постараться в наших условиях сделать государство таким, чтобы оно было справедливым для всех, без ссылки на табель о рангах…

Сразу после бегства Соболевского Калачов развёл бурную деятельность. Он организовал Временный совет, которому принадлежала вся полнота власти до выборов президента и депутатов Государственной Думы. Прежний состав парламента был распущен, как не справившийся с возложенными на него задачами. Новые выборы назначили на 23 сентября. Была объявлена свободная регистрация новых партий, объединений и беспартийных выдвиженцев. Во Временный совет, кроме самого Калачова вошли Шелихов, Кузнецова, Целовальников, Андреева и ещё с десяток людей, привлечённых командором. Совет отменил все законы, принятые Соболевским и его гоп-компанией и объявил о принятии нового пакета законов, которые будут действовать до выборов. Разработкой одного из таких законов занялась по поручению командора Алиса. Об этой круглосуточной работе она и говорила Кириллу. Девушка разрабатывала закон о коррупции. По нему любого государственного служащего можно было проверить, спровоцировав на взятку. Во всех госучреждениях устанавливались скрытые камеры, в том числе в кабинетах руководителей высшего эшелона власти. Контролирующим органам вменялась тщательная проверка всех средств, поступающих на счета служащих и их родственников. Любые переводы в зарубежные банки могли быть осуществлены только после одобрения ФСБ и Ценробанка. На вопрос Алисы: «Не слишком ли мы круто?» Командор ответил: «Не воруйте и не берите взяток. Если выполняешь эти два условия к чему беспокоиться?»

Сам Калачов занялся чисткой рядов силовых структур. Их зарплата значительно выросла, но штат сократился вдвое. Дальше он запланировал упразднение многих должностей во всех государственных органах, ссылаясь на то, что «за последние десять лет население страны сократилось в десять раз, а количество управленцев при этом возросло».

Пока девушка отвлеклась на экран, Кирилл украдкой сунул в рот бутерброд с икрой. Прожевав и сглотнув, решил прервать напряжённое молчание:

– Красиво излагает. Никогда не думал, что наш командор ещё и пламенный трибун.

Алиса никак не отреагировала, продолжая следить за выступлением генерала. Кирилл помялся и спросил:

– А как ты относишься к Калачову?

На этот раз девушка перевела взгляд на него:

– К чему ты это?

Кирилл и сам уже понял, что выбрал не ту тему для примирения, но всё же продолжил её развивать:

– Да… не раз ловил твои взгляды в его сторону.

– «Взгляды»? У меня были «взгляды»? – она не думала, что в её «взглядах» сторонний наблюдатель мог заметить хоть что-то.

«Даже интересно, – подумала Алиса, – неужели я не умею скрывать свои мысли и чувства?»

– Да, были. Я почему и спросил. Ты часто как-то странно на него смотрела. И главное, по-разному. То с восхищением. А иногда мне казалось, что ты его презираешь, – он цыкнул и повёл головой. – Я бы даже сказал – ненавидишь.

Девушка не дала развёрнутый ответ. Она мрачно отрезала:

– Он убил моего отца.

Но Кацэ тут же отреагировал:

– Отравил? С чего ты взяла?

– Это ты с чего взял? Я не говорила про отравление, – увидев, что парень напрягся, Алиса пояснила: – Он избил его до полусмерти. И папка скончался в больнице.

Кацэ внимательно посмотрел на девушку, смело взял в руки очередной бутерброд и веско заявил:

– Вот тут ты как раз ошибаешься.

– Я?

– Ты, ты! Ты, Алиса Константиновна, майор ФСБ ошибаешься насчёт генерала ФСБ Калачова. Он не убивал твоего отца. Мы же говорим про те самые события, связанные со смертью Костина?

Девушка насупилась и чётко выговаривая, спросила:

– Ты-то откуда знаешь?

Целовальников засунул бутерброд в рот и совместил серьёзный разговор с употреблением вкусной пищи. Он стал говорить быстро и миролюбиво, прерываясь на пережёвывание:

– Извини, не удержался. Руки машинально сунули эту вкуснотень в рот. А знаю я об этом, так как у меня есть документы. Мне их передала Лиза. Да ты же помнишь про компромат Джужомы! Где он сам, интересно?

– Не отвлекайся. И дожри, в конце концов, свой бутерброд, а то подавишься.

Справившись с бутербродом, парень продолжил:

– Среди компромата на всех этих, – он неопределённо помахал руками, – я нашёл файлик, обозначенный именем «Калачов». Естественно, я его открыл. Можешь сама посмотреть.

– Не сейчас. Рассказывай!

– Рассказывать? Ладно. Да, они подрались. Но свидетели говорят, что твой отец не очень пострадал. Он наотрез отказывался ехать в больницу. Гаков чуть ли не насильно его туда увёз, сославшись на фиксацию побоев. Врачи определили лёгкое сотрясение мозга и оставили Костина до утра. Но до утра он уже не дожил.