и гармоничны, но гармонично функционируют без серьезных внутренних конфликтов. В противоположность искусственным средствам собирания себя воедино, которые приобретают вес по мере ослабления реального Я, истинная интеграция если и связана с каким-то напряжением, то с минимальным.

История философии показывает, что мы можем разбираться со своими проблемами с различных наблюдательных позиций. Однако дело выглядит так, будто каждому, кто занимался этой темой, было трудно пойти дальше описания своего опыта и того, что интересует лично его. С точки зрения клинической применимости я предлагаю отличать наличное, или эмпирическое[35], Я от идеального, с одной стороны, и от реального, с другой. Наличное Я – термин, который охватывает все, что человек представляет собой в настоящий момент: его тело и душу, здоровье и невротизм. Именно это мы имеем в виду, когда говорим, что хотим «познать себя»; то есть хотим узнать себя такими, каковы мы есть. Идеальное Я – это тот человек, который живет в нашем иррациональном воображении, или тот, которым надо быть, следуя предписаниям нашей невротической гордости. Мы уже давали определения реальному Я, указывая, что это «изначальная» сила личностного роста и самореализации, с которой мы можем вновь полностью отождествиться, сбросив калечащие оковы невроза. Это как раз и есть то, на что мы ссылаемся, когда говорим, что хотим «найти себя». В этом смысле это также (для всех невротиков) потенциальное Я – в противоположность идеальному Я, которого невозможно достичь. В этом ракурсе оно кажется наиболее спекулятивным из всех. Кто, глядя на невротического пациента, сумеет отделить зерна от плевел и сказать: вот его возможное Я? Хотя реальное или потенциальное Я невротической личности – своего рода абстракция, оно тем не менее ощутимо, и каждый его проблеск ощущается как нечто более реальное, определенное, несомненное, чем что-либо еще. Это качество можно наблюдать в себе или в пациентах, когда после внезапных внутренних озарений достигается освобождение от тисков некоторых компульсивных потребностей.

Всякий раз нелегко дается четкое различие между отчуждением от наличного Я и от реального Я, которое при дальнейшем обсуждении мы будем держать в центре нашего внимания. Потеря себя, – говорит Кьеркегор, – это «болезнь к смерти»[36], это отчаяние – отчаяние от отсутствия у человека осознания себя или отчаяние от его нежелания быть собой. Но это отчаяние, продолжает автор, не бьет во все колокола, не вопит о себе. Человек продолжает жить, как будто он все еще находится в единении со своей жизненной сердцевиной. Любая другая потеря – работы, к примеру, или ноги – гораздо больше привлечет его внимание. Это утверждение Кьеркегора подтверждает клинические наблюдения. Если не брать в расчет вышеупомянутую патологию, утрата себя не бросается в глаза так сразу. Пациенты приходят на консультацию с жалобами на головную боль, сексуальные нарушения и проблемы на работе или описывают другие симптомы; как правило, они не жалуются на утрату контакта с ядром своего психического существования.

Давайте же теперь, не углубляясь в детали, набросаем общую картину того, какие силы ответственны за самоотчуждение. В какой-то степени это результат невротическою развития в целом, особенно всего того, что есть в неврозе компульсивного. Всего, что включает в себя: «Не я иду, меня несет». В данном контексте неважно, в какой области имеется компульсивность – в отношениях с людьми (уступчивость, мстительность, отчуждение) или по отношению к себе (самоидеализация). Компульсивный характер этих влечений уже неизбежно лишает человека независимости и спонтанности. Например, как только потребность всем нравиться становится компульсивной, уменьшается искренность чувств человека; то же происходит и с его разборчивостью. Влечение поработать ради славы снижает его спонтанный интерес к работе. Компульсивные влечения, конфликтующие между собой, негативно сказываются на его цельности, его способности решать и выбирать направление. И что еще важнее, псевдорешения невротика[37], хотя и представляют собой попытки интегрироваться, обрести внутреннюю цельность, тоже лишают его независимости, поскольку становятся компульсивным образом жизни.

Отчуждение может быть во власти другого, тоже компульсивного процесса, который можно описать как активное удаление от реального Я. Все влечение к славе представляет собой такое удаление, этому способствует еще и решимость невротика переделать себя в того, кем он не является. Он чувствует то, что надо чувствовать, желает то, что надо желать, любит то, что надо любить. Другими словами, тирания надо безудержно влечет его быть кем-то другим, а не тем, кто он есть или мог бы быть. В своем воображении он и есть другой – настолько другой, что его реальное Я затирается и блекнет все больше. Невротические требования в терминах Я означают отказ от спонтанной энергии. Невротик отказывается прилагать усилия, например, в межличностных отношениях, но настаивает на том, чтобы другие приспосабливались к нему. Выкладываться на работе самому он не считает нужным, зато считает себя вправе требовать, чтобы кто-то другой делал работу для него. Вместо того чтобы самому принимать решения, он перекладывает ответственность на других. Следовательно, его конструктивные силы истощаются, и он действительно все меньше и меньше решает что-либо в своей жизни.

Невротическая гордость заставляет его сделать еще один шаг от себя. Поскольку теперь он стыдится того, кто он есть на самом деле (своих чувств, способностей, деятельности), он рьяно отводит свой интерес от себя самого. Экстернализация – другой активный шаг прочь от Я, наличного и реального. Кстати, достойно удивления, насколько сильно совпадает этот процесс с кьеркегоровским «отчаянием от нежелания быть собой».

Существуют и активные шаги против реального Я, выражающиеся в ненависти к себе. Отправив реального Я в ссылку, мы обречены влачить существование презренного каторжника, впереди у которого полное уничтожение. Сама идея быть собой становится ужасной до тошноты. Ужас иногда предстает без маски, как почувствовала его одна пациентка, подумав: «Это я». Это случилось, когда начала сыпаться аккуратная стена, которую она построила между «собой» и «своим неврозом». Чтобы как-то защититься от этого ужаса, невротик «заставляет себя исчезнуть». Он проявляет, бессознательно, заинтересованность в том, чтобы не воспринимать себя отчетливо, чтобы сделать себя, так сказать, глухим, немым и слепым. Он не просто прячет правду о себе, он очень даже заинтересован так поступать, – и этот процесс притупляет чувствительность к тому, где правда, а где ложь, не только в нем самом, но и вне его. В его интересах, чтобы эта неясность сохранялась, хотя на сознательном уровне он может страдать от нее. Например, у одного пациента в качестве символа ненависти к себе часто ассоциировались чудовища из легенды о Беовульфе, выползающие по ночам из озера. Как он сказал однажды, «в ночном тумане они меня не увидят».