Авторам настоящей книги не вполне понятно, почему райская птица, по сообщению Аввакума, ведет себя примерно так же злокозненно, как и сугубо языческие сирены. Но примерно то же самое сообщают о ней и азбуковники, и многочисленные лубочные картинки: люди, услышавшие пение Сирина, забывают все на свете и «отходити в пустыня по ней в горах заблуждышу умирати». Для того чтобы избегнуть столь печального конца, птицу Сирин рекомендовалось отпугивать любыми громкими звуками — известно, что она очень боится шума. На одном из старообрядческих лубков представлен развернутый сюжет: сначала человек слушает пение Сирина, а потом он же лежит мертвым. Тут же изображены и люди более предусмотрительные: они стреляют из ружей и пушек, бьют в барабаны, трубят в трубы и бьют в колокола, стараясь изгнать вестницу рая куда-нибудь подальше.

Впрочем, некоторые лубки делают акцент на иных качествах замечательной птицы: «Птица райская Сирин, в пении глас ея зело силен. На востоке во едемском раю пребывает, непрестанно красно воспевает, праведным будущую радость возвещает».

Сегодня у многих людей, в том числе и у некоторых исследователей, сложилось устойчивое представление о том, что Сирин — это птица радости, в отличие от Алконоста, который, несмотря на свое пребывание в раю, преимущественно поет песни печали. Кандидат искусствоведения Е. И. Иткина, изучившая проблему радости и печали у райских птиц, считает, что представление это не соответствует действительности и распространилось уже в двадцатом веке — оно навеяно картиной В. М. Васнецова «Сирин и Алконост. Песня радости и печали». Картина была создана в 1896 году и, по мнению исследовательницы, является первым образцом «противопоставления символики Сирина и Алконоста», а значит, «можно считать, что оно пошло не от народного, а от профессионального искусства…».

Вероятно, птица Алконост была как по своим функциям, так и по степени жизнелюбия близка птице Сирин, и главное отличие между пернатыми состояло в том, что Алконост являлась более «гуманоидной» — на многочисленных изображениях она обычно показана с руками. У Сирина, в отличие от Алконоста, рук, как правило, не было. Кроме того, хотя это и не вяжется с райским имиджем Сирина, сохранились его немногочисленные изображения со змеиным хвостом или же с острым хвостом, напоминающим гусиный, и перепончатыми лапами.

Третьей знаменитой птицей славянского рая была птица Гамаюн. Она приходилась родственницей персидской птице Хума (древнеиранская Хумайя), которая в Средние века была популярна в Иране, а позднее и в Турции. На Востоке это была птица радости, имевшая женскую голову и грудь. Несомненная принадлежность к слабому полу не помешала замечательной птице стать частью титулов многих восточных властителей, которые именовали себя «подражателями Гамаюна». Вернее, так они именовались в русскоязычной дипломатической переписке, — вероятно, сами они называли себя «подражателями Хумы». Известна, например, грамота, которую Иван Грозный отправил «Гамаюна подражателю Селим салтану, государю костянтинопольскому…».

Несмотря на то что Гамаюну уподоблялись «неверные», с точки зрения христиан, властители, птица эта устойчиво обитала именно в христианском раю. В одной из русских космографии (так назывались тексты, посвященные описанию мира) шестнадцатого или начала семнадцатого века упоминались «райския птицы Гамаюн и Финиксъ», залетавшие на расположенный на Дальнем Востоке, «близъ блаженнаго рая», остров Макарицкий. Подробностей о жизни замечательных птиц автор космографии не сообщает, ограничившись упоминанием, что они «благоухания износятъ чюдная».

Известно, что персидская птица Хума никогда не садится отдохнуть — она всю жизнь летает, причем на такой высоте, что ее не видно с поверхности земли. По этому поводу в некоторых восточных сказаниях выдвигалось предположение, что у Хумы нет ног. Не было ног и у славянской птицы Гамаюн; более того, заслуживающие уважение авторы сообщают, что у нее нет и крыльев и она летает исключительно посредством хвоста. В «Книге Естествословной», приписываемой российскому ученому и дипломату Николаю Спафарию, жившему в семнадцатом — начале восемнадцатого века, об этой птице говорится, что она «величеством поболе врабия, хвостъ имать семи пядей, ногу и крылъ у себе неимати, обаче выну непрестанно по воздуху хвостомъ своимъ летаетъ, и никогда почиваетъ, цветже перия ея велми прекрасенъ есть, и пожелатенъ видению человеческому…».

Птица Гамаюн украсила собой гербы нескольких российских населенных пунктов, но изображать ее без ног и уж тем более без крыльев художники-геральдисты, как правило, не рисковали. На гербе Смоленска (рисунок которого неоднократно менялся) ноги у птицы то есть, то нет, но крылья присутствуют обязательно. Гамаюн сидит на стволе пушки, и это не случайно. Несмотря на райскую принадлежность замечательной птицы, ее именем в России по крайней мере дважды называли артиллерийские орудия. В актах Московского уезда семнадцатого века числилась полковая пищаль «гамаюнъ… весом 25 пуд 30 гривенокъ на турецком стану». Известна и другая пищаль, с тем же названием и с изображением птицы Гамаюн, но другого веса (102 пуда), отлитая в 1690 году и хранившаяся в Московском Кремле.

Гамаюн считалась вещей птицей. Этим своим прозвищем она была, вероятно, обязана уже упоминавшейся «Книге Естествословной», в которой на сей счет про нее сказано: «…а егдаже падеть на землю, тогда падениемъ своим провозвещаеть смерть царей или королей, или коего князя самодержавна». Поскольку вестники печальных событий никогда и нигде не пользовались популярностью, то и птица Гамаюн в популярности сильно проигрывала и Сирину, и Алконосту, — например, ее не было принято изображать на лубочных картинках.

И наконец, говоря о замечательных славянских птицах, нельзя не упомянуть Жар-птицу — существо, в отличие от ранее описанных, не райское, но зато очень красивое и популярное.

Отметим попутно, что подобные птицы водились не только на Руси. Действительно, в индийской мифологии известен «обладающий огромным телом» Гаруда, «сверкающий, как масса огня, и наводящий ужас». «Махабхарата» называет Гаруду «владыкой птиц», к которому другие пернатые обращаются со следующими словами: «Ты видом кудрявый, ты благочестив и не опечален духом; ты блажен, ты непреодолим… Превосходнейший, ты освещаешь, как солнце, своими лучами, все, что движется и неподвижно. Затмевая поминутно блеск солнца, ты являешься разрушителем всего существующего… Как солнце, разгневавшись, может сжечь все твари, так и ты, сияющий как пожиратель жертв, сжигаешь все…»

У чехов и словаков имелась пламенная птица Огнивак, которая, кстати, исцеляла болезни. Немцы знали свою «золотую» птицу; еще Солин писал: «В Герцинском лесу водятся птицы, оперение которых светится в темноте и дает свет, разгоняющий царящую в чаще ночь. Поэтому местные жители стараются так направить свои ночные вылазки, чтобы можно было ориентироваться при этом свете. Также они отыскивают дорогу, бросая сверкающие перья во тьму впереди себя». Позднее о птицах этого леса, которые, «летя впереди, освещают идущему путь и сиянием блистающих крыл указывают дорогу», сообщал Исидор.

На Руси Жар-птица появилась сравнительно поздно; первые письменные свидетельства о ее существовании относятся к началу восемнадцатого века — именно тогда была издана лубочная «Сказка о Иване-царевиче, Жар-птице и о сером волке». Впрочем, устные предания о Жар-птице, вероятно, бытовали и раньше. А в девятнадцатом веке знаменитый исследователь фольклора А. Н.Афанасьев собрал немало информации об этом редкостном пернатом. Жар-птица, в отличие от птиц Сирина, Алконоста и Гамаюна, женской головой не отличалась, а имела обычную, птичью — об этом свидетельствуют и ее изображения, и упомянутый А. Н. Афанасьевым клюв. Исследователь пишет: