— Что с ним случилось? — спросил я.

— Может, мне оживить старину Виктора? — раздался голос у нас за спиной. — Тогда ты сможешь сам у него спросить.

Это был Енох. Он вошел в комнату и закрыл дверь.

Бронвин просияла сквозь навернувшиеся на ее глаза слезы.

— Ты правда его оживишь? О, Енох, пожалуйста!

— Мне не стоит этого делать, — покачал головой Енох. — У меня и без того мало сердец, а чтобы оживить человека хотя бы на минуту, их надо очень много.

Бронвин подошла к умершему и начала приглаживать его волосы.

— Пожалуйста! — снова взмолилась она. — Мы с Виктором так давно не разговаривали.

— Ну, вообще-то, у меня в подвале есть замаринованные коровьи сердца. — Енох сделал вид, что размышляет. — Но я ненавижу пользоваться маринованным материалом. Свежий всегда лучше!

Бронвин разрыдалась по-настоящему. Одна из слез упала на руку Виктора, и она поспешила смахнуть ее рукавом.

— Да будет тебе разводить сопли, — пробормотал Енох. — Ты же знаешь, что я этого не выношу. Да и вообще, это жестоко — оживлять Виктора. Он любит находиться там, где он сейчас.

— А где это? — спросил я.

— Кто знает? Но всякий раз, когда мы его оживляем, он ужасно спешит вернуться.

— Это жестоко — играть чувствами Бронвин и манипулировать мной, — заявил я. — И если Виктор умер, почему бы вам просто его не похоронить?

Бронвин метнула в меня уничтожающий взгляд.

— Но тогда мы больше никогда его не увидим, — ответила она.

— Дружище, это несправедливо, — возразил Енох. — Я предложил тебе сюда подняться, потому что хотел, чтобы у тебя были все факты. Я на твоей стороне.

— Правда? В таком случае каковы факты? Как умер Виктор?

Бронвин подняла на меня глаза.

— Его убили… Ай! — вскрикнула она, когда Енох ущипнул ее за руку.

— Тихо! — закричал он. — Ты не имеешь права ему рассказывать.

— Бред какой-то! — возмутился я. — Если вы ничего мне не скажете, я пойду к мисс Сапсан и спрошу у нее.

Енох шагнул ко мне, широко раскрыв глаза.

— О нет! Не делай этого!

— Да? И почему же?

— Птица не любит, когда мы говорим о Викторе, — ответил он. — Это из-за него она всегда ходит в черном. Как бы то ни было, нельзя, чтобы она узнала о том, что мы здесь были. Она подвесит нас за ноги!

И тут с лестницы до нас донесся характерный звук шагов мисс Сапсан. Бронвин побелела и выскочила за дверь. Но прежде чем Енох успел последовать за ней, я загородил ему путь к отступлению.

— С дороги! — зашипел он.

— Расскажи мне, что случилось с Виктором!

— Я не могу!

— Тогда расскажи мне о Набеге На Деревню.

— Я и этого не могу тебе рассказать!

Он еще раз попытался меня обойти, но, осознав, что не выйдет, сдался.

— Ну хорошо, закрой дверь. Я тебе все расскажу, только шепотом!

Я затворил дверь в тот момент, когда мисс Сапсан шагнула на площадку. Мы испугались, что она могла нас заметить, и какое-то мгновение стояли, прижавшись ухом к двери. Судя по звуку шагов, директриса направилась в нашу сторону, но на полпути будто передумала. Скрипнула, отворившись и затворившись, какая-то дверь в середине коридора.

— Она вошла в свою комнату, — прошептал Енох.

— Итак, Набег На Деревню, — напомнил я ему.

Всем своим видом показывая мне — он раскаивается в том, что затронул эту тему, Енох поманил меня прочь от двери. Я подошел к нему и наклонился, а он зашептал мне на ухо.

— Как я тебе уже сказал, это такая игра. Ее название говорит о ее содержании.

— Ты хочешь сказать, что вы действительно совершаете набег на деревню?

— Мы все ломаем, гоняемся за людьми, хватаем все, что нам понравится, поджигаем дома. Это очень весело.

— Но это ужасно!

— Нам же надо как-то поддерживать свои способности, как ты считаешь? На тот случай, если придется защищаться. Иначе мы тут совсем засохнем и заржавеем. К тому же существуют определенные правила. Нам не позволяется никого убивать. Мы их всего лишь немного пугаем, вот и все. А если кто-то и получает небольшую травму, то на следующий день все уже в полном порядке и никто ничего даже не помнит.

— Эмма тоже играет?

— Нет. Она такая, как ты. Говорит, что это дурно.

— Что ж, она права.

Енох закатил глаза.

— Вы друг друга достойны, — простонал он.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он выпрямился, демонстрируя все свои пять футов четыре дюйма росту, и ткнул меня пальцем в грудь.

— Я хочу сказать, дружище, что незачем тут задирать нос. Потому что, если бы мы время от времени не громили эту чертову деревню, то тут почти все уже давно двинулись бы мозгами. — Он подошел к двери и, взявшись за ручку, обернулся ко мне. — И если ты считаешь злыми нас, то посмотрим, что ты запоешь, когда увидишь их.

— Кого их? О чем, черт подери, вы все толкуете?

Он поднес палец к губам и вышел из комнаты.

Я снова остался в одиночестве. Мой взгляд неудержимо влекло к телу на кровати.

Что же с тобой случилось, Виктор?

Быть может, он сошел с ума и покончил с собой? Помешался от этой жизнерадостной, но лишенной будущего вечности и наелся крысиного яду или прыгнул с утеса. А может, его убили они, те самые «другие опасности», упомянутые директрисой.

Я вышел в коридор и зашагал к лестнице, как вдруг где-то совсем рядом раздался голос мисс Сапсан. Нырнув в ближайшую комнату, я ждал, пока она прохромает мимо и спустится вниз. И тут я заметил ботинки, стоявшие на полу возле безукоризненно застеленной кровати. Это были ботинки Эммы, в спальне которой я случайно очутился.

У стены стояли комод и зеркало. Напротив расположился письменный стол с вплотную придвинутым к нему стулом. Это была комната опрятной девочки, которой нечего было скрывать от окружающих. Но это впечатление развеялось, когда, приоткрыв дверцу шкафа, я наткнулся на шляпную картонку. Она была перевязана бечевкой, а на крышке было жирно написано:

Это было все равно, что помахать красной тряпкой перед носом быка. Я тут же сел на пол, поставил коробку себе на колени и развязал бечевку. В коробке было не меньше сотни писем. И все от моего дедушки.

Мое сердце учащенно забилось. Именно такую золотую жилу я рассчитывал найти, впервые очутившись в заброшенном доме. Разумеется, мне было не по себе, оттого что я сую нос в чужую переписку. Но если люди ничего не хотели мне рассказывать, то оставалось только одно — узнавать обо всем самому.