Карьера Эдмара пошла в рост прошлой зимой, и вскоре они перебрались с улицы Ранних Луковиц в дорогой доходный дом, принадлежавший почтенному управителю таможни, по совместительству – главе гильдии паянских контрабандистов. Тетушку Ринтобию позвали с собой. При всех своих неудобосказуемых делах Эдмар умудрялся хорошо учиться. Куратор, встречавшийся с Зинтой Граско раз в месяц, его школьными успехами был доволен. Правда, магические способности у него оказались посредственные, да оно, по словам куратора, и к лучшему: будет приносить пользу в составе коллектива, не выделяясь среди своих добрых коллег.

В театр Зинта надела аквамариновое ожерелье и платье цвета морской волны из серебрящегося китонского шелка, на шлайке и со шнуровкой на спине. Шлайка – упрощенный заменитель старинного кринолина, вроде стеганой ватной юбочки длиной до середины бедер, с вшитым в подол обручем из китового уса. Зинта думала, что в этой штуке ей будет ни сесть, ни наклониться, но оказалось, вполне себе удобно. Недаром шлайку еще называли дорожным, или походным, кринолином.

Потом Эдмар принес ей духи, несколько изысканных граненых флаконов, и она выбрала тонкий аромат, напоминающий о весеннем солнце и первой зелени.

Сам он тоже был хорош: высокий, стройный, с осанкой принца, прямые темные волосы до плеч отливают благородным блеском. Приличествующий молодому доброжителю выходной костюм из серого репса сидел на нем как влитой, хотя Эдмар по поводу этого костюма скорчил сожалеющую мину: он предпочел бы вырядиться поэффектней. Но театр – общественное место, и от приличий никуда не денешься, даже в такой шкатулке с двойным, а то и тройным дном, как Паяна.

Опера с танцами «Посрамленное зло» повествовала о том, как в давние времена аристократ-упырь, заключивший союз с нежитью, похищал девушек и пил у них кровь, но против него объединились в боевой коллектив добрые маги, которые злодея убили, пленниц освободили, а потом отправились в поход на столицу, чтобы совершить в Молоне Добрую Революцию. Больше всего Зинте понравились танцы. Иногда она жалела о том, что не умеет танцевать: ей всю жизнь было не до того, чтобы этому выучиться.

Они с Эдмаром сидели в ложе у почтенного управителя таможни – здоровенного солдафона с кустистыми бровями, под которыми прятались, как в засаде, заплывшие хитроватые глаза, и грубым командирским голосом. Его жена, стареющая грузная дама в бриллиантах и платье из лилового бархата, к служительнице Тавше отнеслась благосклонно и, когда таможенник отлучился, похвалилась, что они с супругом вот уже четверть века живут душа в душу и он на сторону не ходит, ни на каких девчонок не заглядывается! Три ее дочери на выданье, очень похожие на мать, с такими же тяжеловесно-скульптурными лицами, строили глазки галантному молодому магу, скромно сидевшему рядом с лекаркой. Зинта смотрела на бедную женщину с сочувствием: ох, знала бы та, с кем ей изменяет якобы идеальный супруг! Зато самого управителя, сунувшегося к ней с каким-то любезным вопросом насчет оперы, она смерила суровым взглядом и ответила с резковатыми нотками. Вторая его попытка завязать светскую беседу привела к тому же результату. После этого добрый управитель таможни решил, что Зинта стерва и с ней лучше не связываться.

В следующем антракте она вышла прогуляться в фойе, убранное драпировками с золотой бахромой и портретами выдающихся доброжителей, и встретила там Улгера с бойкой белобрысой девушкой в ярко-красном платье. Вопреки ожиданиям, Улгер в столице неплохо устроился, жил хоть и не так роскошно, как Зинта с Эдмаром, но в то же время не голодал. Он в конце концов получил место помощника чтеца-просветителя в Паянской Управе Добромыслия и теперь писал для своего начальника черновики лекций. Вначале Зинту поражало то, что разгильдяй, тихий пьяница и самозабвенный страдалец Улгер сочиняет нравоучительные речи – мол, чья бы собака брехала, – но потом, познакомившись получше со столичной жизнью, решила, что это, пожалуй, вполне в паянском духе.

Улгер ее не узнал. Не проигнорировал, а скользнул по ней взглядом – и как будто не увидел. Посмотрев в зеркало, Зинта сама себя едва узнала: красивая молодая дама в переливающихся, словно океанская вода, зеленовато-синих шелках, с аквамариновым ожерельем на точеной белой шее – да разве это она? Быть того не может.

– Скажи на милость, зачем ты третировала моего любовника? – поинтересовался Эдмар, когда они вернулись домой.

– Потому что совести у вас нет. Обманываете несчастную женщину, а она думает, что этот мужлан ей верен, радуется, что он на девчонок не смотрит…

– Пусть и дальше радуется. Заметь, девчонки его бы разорили, а я способствую благополучию и благосостоянию управительского семейства. Он назначил меня десятником не только за красивые глаза.

Эдмар командовал десятком других таких же предприимчивых зложителей, занимающихся сбытом контрабанды.

– У тебя получается, что ты всегда делаешь как лучше.

– А разве это не так?!

Он изобразил искреннее удивление. Зинта фыркнула и затворила дверь своей комнаты. Шнуровку на спине он ей распустил, дальше она сама из этого платья выберется.

В окно тихонько скреблись. Когда Зинта закончила выпутываться из вороха прохладного невесомого шелка, ухитрившись ничего не порвать, до нее дошло, что вовсе это не ветер. Похоже, кто-то хочет поговорить, специально ради этого залез на старую раскидистую яблоню, на которой вчера проклюнулись первые листочки.

Какой-нибудь незадачливый поклонник из театра за ней увязался? Вспомнив ту прелестную даму в морских шелках, которая отражалась в зеркале, Зинта решила, что это вполне возможно. Бедняга, наверное, решил, что она и в самом деле такая, вот же ему будет разочарование…

Личная жизнь у нее не складывалось. Время от времени Эдмар пытался знакомить ее с кавалерами, которые, по его мнению, в самый раз бы ей подошли. Спасибо, даром не надо. Зинта догадывалась, кого этот паршивец постарается ей подсунуть: кого-нибудь достаточно безвольного, кто не сможет увести у него «близкого человека», – то есть второго Улгера в улучшенном варианте. Не хотела она больше Улгера. А кого хотела, трудно сказать… Наверное, мужчину с такими же глазами, как у того мага, с которым она встретилась на сельской дороге, перед тем как найти Эдмара.

Торопливо натянув тунику и домашние фланелевые штаны, Зинта отдернула штору и распахнула окно в весеннюю темень с похожим на бледную дольку лимона молодым месяцем. И сразу поморщилась: в лицо пахнуло падалью и давно не чищенным курятником.

– Это я! – заговорщически просипела темная глыба, взгромоздившаяся на ветку напротив окна. – Вчера проснулся и уже тут как тут. За мной должок, задавай вопрос.

– Нет у меня пока вопроса. Когда понадобится, я сама тебя позову.

– Как знаешь.

Птицечеловек снялся с ветки, хлопнув крыльями, и растворился в ночи, на миг заслонив лунный серп, а на пороге, без стука распахнув дверь, появился Эдмар.

– Зинта, что случилось? И чем здесь воняет?

– Крухутак. Уже улетел.

– Не открывай кому попало. А если б это были грабители? Чего он хотел?