Только мой сын мог знать правила и все равно их нарушать. В свои шесть лет он полностью подчинил себе старшую сестру, подбивая ее на всякие проказы. Вот и сегодня втянул в историю с дворовой кошкой.

— Что здесь происходит? — Спросила я, заставляя обоих детей забавно подпрыгнуть от неожиданности.

Аслан тут же попытался спрятать серый комок под своей курткой, но я его уже видела, и он это понял. Дочь тут же опустила глаза, явно чувствуя вину за соучастие.

— Мааам, ну, пожалуйста! Можно она останется? Она замерзла и проголодалась. У нас ведь много места, и она нам совсем не помешает. — Уставился на меня сын щенячьими глазками. Хитрюга знал, когда стоит просить, а не требовать.

— И что мы скажем папе? — Спросила я. — Это его правило.

Мансур и слышать не хотел о домашних животных, утверждая, что от них появляется только грязь и ненужный шум. В принципе, я была с ним согласна, и до сегодняшнего дня это правило не вызывало проблем.

— Что за правило и что вы должны мне сказать? — Весело спросил муж, возникнув на пороге. — Опять что-то натворили, хулиганы? — По очереди целуя их в макушки, поинтересовался он, уже привыкший к неуемной энергии сына, которая частенько доставляла нам проблемы.

Аслан вновь посмотрел на меня так, словно уговаривал поддержать его затею, а Ася, как всегда, к нему присоединилась. И как беззащитной маленькой женщине справиться с таким давлением?

— Мы нашли кошку, — начала я, — бедняжка совсем замерзла. И мы коллективно хотели бы попросить ослабления правила «никаких животных в доме». — Я применила на муже тот же способ, который наши дети уже попробовали на мне — умоляюще уставилась на него.

— Да вы издеваетесь! — Прорычал он, когда я и дети начали канючить в один голос. У бедного Зазнайки не оставалось не единого шанса устоять против трех пар умоляющих любимых глаз.

***

Происходило что-то подозрительное. Я начала замечать пропажу котлет и сосисок, и, прекрасно зная, детей которых можно заставить есть их только силой, поняла, что воришки — явно не они. А вот наша кошка все время ходила сытая и довольная. И происходило это именно по утрам и вечерам. Прошло уже три недели после появления в доме нового обитателя, но муж все равно не упускал возможности пожаловаться, какой он бедный и несчастный, ведь собственная семья манипулирует им, заставляя идти у всех на поводу. Он не раз потребовал от меня выполнить разные бесстыдные штучки, чтобы загладить свою вину (нельзя сказать, чтобы я была сильно против)…

И вот, после всех этих жалоб, я, проследив за тем, как кошка отправилась вслед за мужем на кухню, решила проверить свою самую невероятную версию, проходя следом за ними. И что же? На кухне я обнаруживаю следующую картину: мой «звероненавистник» скармливает кошке мои котлеты!

— Так, так, господин Мансур, вот значит какова сила Вашей ненависти к друзьям нашим меньшим, — фыркнула я, не сдержавшись от смеха при виде этого нашкодившего, который сейчас сильно напоминал нашего сына.

— Да я просто… — Начал оправдываться муж. — Ну, нравится она мне! — Признался он, понимая, что его оправдания не прокатят. — Это не кошка, а настоящая дьяволица! Ходила за мной, выпрашивала еду, и я даже не заметил, как привязался к ней!

Улыбаясь, я подошла к мужу и обняла его.

— Вот за это я Вас и люблю, господин Мансур. — Привычно целуя его в подбородок, в миллиардный раз за нашу совместную жизнь произнесла я.

— За то, что меня одурачила кошка? — Привычно глядя на меня с теплотой и любовью, пошутил он.

— Нет, за твое доброе сердце, — я положила руку ему на грудь и почувствовала спокойный стук этого самого сердца.

— Это ты сделала его таким, Ангелок, — своей любовью и терпением. — Накрывая мои губы нежным поцелуем, прошептал он. — И, да, я люблю тебя еще сильнее.

Да, любит. Так как никто не способен любить. Но я совсем не возражаю. Ведь моя любовь — это порождение его любви. Именно ее сила пробудила ответное чувство в моем сердце. И я пронесу его через всю нашу жизнь.

Тридцать дней воздержания.

Никогда не думал, что это будет такой пыткой для меня. Секса с Ангелком не было уже три месяца. Ее беременность была не самой легкой. Плод был большим, и врачи опасались осложнений, вследствие чего последовал запрет на физическую близость. Но если вначале я воспринял это легко, заботясь о самочувствии Шехназ, то после родов во мне все бунтовало, требуя близости с женой. Новость о том, что она больше не беременна, как будто сорвала все шлюзы, сдерживающие мою похоть.

Мне просто «сносило крышу», и я боялся лишний раз дотронуться до нее, опасаясь, что она поймет, что творится в моей больной голове. Ей и так хватало забот: сын был очень беспокойным и она уставала. Хоть и не жаловалась, говоря, что это ненадолго, и мы еще будем скучать по этому времени, не заметив, как быстро оно пролетит. От моего предложения нанять няню Шехназ категорически отказалась, заявив, что некоторые женщины рожают подряд нескольких детей и вполне справляются со своими обязанностями. Так почему же она должна перекладывать все на незнакомую женщину? К тому же наша дочь — лучшая помощница, какая только может быть.

В этом я был с ней полностью согласен. Четырехлетняя Пироженка души в Аслане не чаяла. Готова была часами сидеть с ним рядом, поглаживая и пытаясь успокоить. Без устали качала его в люльке, категорически отказалась ходить в садик, сказав, что только потеряет время зря, пока ее Арбузик растет без нее.

Такая привязанность стала облегчением для нас, ведь мы с Ангелком боялись ревности дочери, привыкшей быть в центре внимания. Но о ревности не могло быть и речи: дочь взяла шефство над братом с первых минут его жизни, следя, чтобы он ни в чем не нуждался.

— Он ведь маленький и не может даже сказать, чего хочет. Поэтому, в пелвую очеледь, мы должны заботиться о нем. Плавда, Албузик? — Мягко поглаживая брата по животику, как мы ее научили, спросила Ася. — А как мы его назовем? — Вдруг спросила она.

Мы с Ангелком переглянулись, так как с именем у нас возникли некоторые сложности. Мы даже отложили оформление свидетельства о рождении. До родов Ангелок не думала об этом, считая, что это дурной знак. Я не стал настаивать, понимая, что страхи беременной женщины не стоит оспаривать или называть глупыми. А после родов мы никак не могли придти к согласию. Нам не нравился ни один из вариантов. Обычно имя выбирали старшие в семье, но нам не у кого было спросить совета. Выбор оставался за нами, но сделать его никак не получалось.

— Он же не может оставаться Албузиком. У всех должно быть имя, — очень умилительно рассуждала дочь, задумчиво нахмурив бровки. — Аслан! — Вдруг воскликнула она. — Ася и Аслан!

Шехназ, сидевшая на краю кровати, встретилась со мной взглядом, выдавая все чувства, переполнявшие ее.

— Аслан?

— Аслан!