Но когда они подошли ближе, он понял, что перед ними — женщина.

И он узнал ее. Сразу.

— Что ты здесь делаешь? — без всякой угрозы в голосе спросил женщину Алвисид.

— Я…

Она переводила взгляд с Алвисида, робкая улыбка на ее лице уступала место страху, но снова возвращалась. Она хотела объяснить, как сюда попала, но вместо этого произнесла:

— Здравствуй, Уррий…

— Здравствуй, Сарлуза…

У него не осталось к ней ни капли ненависти — годы выветрили это чувство из души. Но не осталось и любви, которой, возможно, и не было никогда. Нет, не правда, — первая любовь, это всегда любовь. Кто бы ни был предметом первой любви, как бы потом не относился ко всему происшедшему, она не забывается.

Это сейчас Радхаур понимал, что не любовь у него была к пухленькой смазливой служаночке, которая, как оказалось, служила силам Ть… служила Луциферу. Окажись на ее месте любая другая, — вызвала бы в нем те же самые чувства. И даже не чувства — ощущения и желания…

Он внимательно рассмотрел стоявшую перед ним молодую женщину, к которой, после того как он ответил на ее приветствие, словно прибыло сил и уверенности — страх в глазах исчез, улыбка, все еще довольно робкая, осветила его лицо, на щеках появились две ямочки, которые так красили ее лицо, когда она улыбалась.

Она совсем не изменилась за прошедшие годы — была точно такой, какой он видел ее в последний раз… И даже, как ему показалось, в тех же самых одеждах, в которых она ждала его в алголианском храме.

— Ты ее знаешь, наследник? — повернулся к Радхауру Алвисид.

— Уррий, прости меня, — сказала Сарлуза. — Все эти годы я думала только о тебе, и если ты меня простишь, адский огонь мне не страшен. Я… Я люблю тебя, Уррий.

— Уррия больше нет, — как можно более сухим голосом ответил граф. — Меня зовут Радхаур.

— Откуда вы здесь взялись, красавица, — строго спросил Алвисид.

— Я… Меня послал сюда Герцог Тьмы Агварес. Сказал, что если Ур… Радхаур простит меня, то и он меня помилует… Они привели меня сюда и велели дожидаться здесь. Так и этим, ну… алголианам, которые здесь порядок наводили, сказали. Вот я и ждала… Я… Радхаур, я люблю тебя. Я раскаиваюсь в том, что сделала. Но я сделала это, потому что любила тебя… и люблю…

— Наследник, это, оказывается, твои проблемы, — усмехнулся Алвисид.

Радхаур смотрел на нее — ту самую, из далекого детства. Неужели он уже не способен ни на какие чувства? Он встречался с Лореллой — и она ему чужая. Его недавно вновь спасла любовь женщины — чужой ему женщины. Он только что, совсем недавно, обнимал Рогнеду — его суженую… Он не клялся в верности Рогнеде — она не требовала… А теперь перед ним стоит Сарлуза… из той, другой, жизни.

Он хотел равнодушно ответить ей, что дважды в одну реку не войдешь, служанок в замке хватает, что она его не интересует… Взгляд его упал на вырез ее платья…. И мысли потекли в совершенно противоположном направлении. Что зря он отказал на праздниках вдове сэра Антарда, которая весьма недвусмысленно искала его взглядов. Христианская мораль отвергает многоженство, измену, разврат. Но… но он — человек. И вряд ли, после отказа вот в этом самом коридоре посланцу Господа, может считать себя христианином. Он вспомнил, как ему было хорошо с Сарлузой — тогда, пятнадцать лет назад… А она такая же… Такая же живая и привлекательная, так же черная прядка волос спадает на глаза.

И он решил, что провались оно все в тартарары, — он захотел, так оно и будет. Сарлуза будет жить с ним, и одно другому не помешает — некоторые бароны открыто держат при себе молоденьких возлюбленных и ничего, терпит Господь, не наказывает. И Рогнеда чуть ли не прямым текстом сказала, что…

— Радхаур, прости меня, — взмолилась Сарлуза. — Иначе мне придется вновь вернуться в ад. Я не смогу больше… Я…

Эти слова были последней каплей. Радхаур решился.

— Увы, красавица, — вмешался Алвисид, — граф Маридунский не склонен прощать. Но, чем бы вы ему не насолили, меня это не касается. Я избавлю вас от адских мучений. Прошу вас в мой дворец.

Он толкнул стеклянные дверцы, и они, устоявшие перед мечом сэра Гловера, послушно распахнулись перед хозяином.

Радхаур хотел сказать, что Сарлуза пришла к нему и он…

— Прошу вас, сударыня, пожаловать во дворец Алвисида. Вы скрасите своим присутствием мое блеклое существование.

Радхаур понял, что опоздал, — все его слова сейчас будут восприниматься как попытки ревнивца защитить свою собственность. И он промолчал. Он так давно привык не выказывать своих чувств, что по его лицу Сарлуза так ничего и не поняла. Возможно, к лучшему.

— Радхаур… — взмолилась она и хотела упасть на колени.

Алвисид придержал ее и посмотрел на графа Маридунского:

— Наследник… — он замялся как юный оруженосец, что очень удивило Радхаура, — прости ее. Я прошу. Она останется со мной и не будет тебе докучать. Так ты ее прощаешь?

И Радхаур вдруг понял, что Алвисид на самом деле пытается таким образом вывести Наследника из, как он полагает, неудобного положения. Сообразуясь со своими понятиями, естественно. Человеку никогда не понять бога, но и бог никогда до конца не поймет жалких человеческих терзаний. Неудобно терять лицо перед богом, тем более — твоим прямым предком. Богом, даже если он сам утверждает, что он человек.

— Да, я прощаю, — кивнул Алвисиду Радхаур. И повернувшись к молодой женщине, которая вновь пробудила в нем желание, сам от себя подобного не ожидая, торжественно произнес:

— Сарлуза, я прощаю вам все зло, которое вы мне причинили. Я прощаю вам мою разбитую жизнь, прощаю вам мою утраченную честь, мою поруганную любовь и мою душу, навеки погубленную тем отчаянием, в которое вы меня повергли! Живите с миром!

— Радхаур, — она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами, — но я… Я по-прежнему тебя люблю…

— Я простил вас, сударыня, — поклонился ей Радхаур, показывая, что все разговоры закончены. Позже, вспоминая об этом разговоре, он сам не мог понять, как удержался, не послал Алвисида с его дурацким благородством куда подальше и не прижал Сарлузу к себе, чтобы уткнуть лицо в ее волосы, вспомнить ее запах — запах первой женщины, запах настоящей страсти, запах невозвратимой юности, когда мир казался таким простым: ярким и черно-белым одновременно.

Сзади послышался шум поднимающейся плиты. Радхаур резко обернулся, непроизвольно обхватив пальцами рукоять Гурондоля.

— А вот и мои слуги, — улыбнулся Алвисид и громко произнес:

— Женщин не надо, в моем дворце теперь есть хозяйка. Вы ведь согласны, сударыня?

Он подарил ей улыбку, перед которой не устояла бы не одна женщина. А уж тем более только что отвергнутая, измученная пятнадцатью годами ада и, не ответь она на эту улыбку, обреченная на эти муки вторично.