Критика боярских злоупотреблений, одобренная свыше и как бы возведенная в ранг официальной доктрины, способствовала пробуждению общественной мысли в России. Настала неповторимая, но краткая пора расцвета русской публицистики. Прожектеры приступили к обсуждению назревших проблем преобразования общества. Одним из самых ярких публицистов той поры был Иван Семенович Пересветов. Он родился в Литве в семье мелкого шляхтича и исколесил почти всю Юго-Восточную Европу, прежде чем попал на Русь. Уцелевшие члены семибоярщины еще располагали в то время некоторым влиянием в Москве. Один из них, Михаил Юрьев, обратил на Пересветова внимание после того, как ознакомился с его проектом перевооружения московской конницы щитами македонского образца. (Как видно, обстановка не благоприятствовала составлению более широких преобразовательных проектов.) Как бы то ни было, Пересветов заручился поддержкой Юрьева и устроил свои материальные дела. После смерти покровителя приезжий дворянин впал в нищету. Наступивший период боярского правления стал в глазах Пересветова олицетворением всех общественных зол, которые губили простых «воинников» и грозили полной гибелью царству.

Проведя многие годы в бедности, Пересветов мгновенно оценил благоприятные возможности, связанные с наметившимся поворотом к реформам. Улучив момент, прожектер подал царю свои знаменитые челобитные. Простой «воинник» оказался одним из самых талантливых писателей, выступивших с обоснованием идеологии самодержавия. Не смея прямо критиковать московские порядки, что было делом небезопасным, Пересветов прибегнул к аллегориям и описал в качестве идеального образца грозную Османскую империю, построенную на обломках греческого царства. Православное греческое царство царя Константина, рассуждал публицист, погибло из-за вельмож, из-за «ленивых богатинов», зато царство Магомет-Салтана процветает благодаря его «воинникам», которыми он «силен и славен». Воззрения Пересветова поражали современников своей широтой, в некоторых отношениях он обгонял свое время. Публицист писал, что о поступках людей надо судить по их «правде», ибо «Бог не веру любит, а правду». Он призывал освободить «похолопленных» воинов. «Которая земля порабощена, — замечал писатель, — в той земле зло сотворяется… всему царству оскудение великое».

По мнению Пересветова, только вольная служба воинников делает царское войско боеспособным: «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры и к бою не смелы против недруга: они бо есть порабощены, и тот срама не боится, а чести себе не добывает, а рече тако: „Хотя и богатырь или не богатырь, однако есми холоп государев, иного имени не прибудет“». Смысл приведенной речи Магомет-Салтана таков: «воинник» не должен быть холопом ни у кого, даже у государя. Порабощенным «воинникам» надо вернуть свободу.

Едва ли можно назвать Пересветова идеологом дворянства. Дворянское сословие было по преимуществу сословием землевладельцев. Пересветов же обходил полным молчанием вопрос о земельном обеспечении служилых людей. Между тем именно этот «великий вопрос» более всего волновал дворянство.

Пересветов описывал как образцовую военную организацию Магомет-Салтана. Но при ближайшем рассмотрении его идеал некоторыми чертами напоминает наемное войско Западной Европы. Публицист предполагал, что «воинников» (как и наемных солдат) достаточно обеспечить жалованьем. Необходимые денежные средства можно получить от горожан при условии введения твердых цен на городских рынках. Как иностранцу Пересветову осталась чуждой московская военно-служилая система, основанная на принципе обязательной службы дворян с земли.

Публицист советовал царю быть щедрым к «воинникам» («что царьская щедрость до воинников, то его и мудрость») и призывал «грозу» на голову изменников-вельмож. Он смело протестовал против боярского засилья в России. Дерзкие обличения по адресу высших сановников государства — бояр — неизбежно привели бы безвестного шляхтича в тюрьму или на плаху, если бы за его спиной не стояли новые покровители — партия реформ. Молодой Иван IV стал своего рода рупором нового направления.

В 1549 г. «собор примирения» принял решение о том, чтобы исправить Судебник «по старине». Приказы приступили к делу немедленно, и к июню 1550 г. работа была завершена.

В России управление и суд не были разделены и осуществлялись одними и теми же лицами — боярами и волостелями. В суде процветали взяточничество и произвол. Царский Судебник должен был положить конец таким порядкам: «А судом не дружити и не мстити никому, и посула в суде не имати. Также и всякому судье посула в суде не имати». Закон устанавливал наказание для всех чиновников, уличенных во взятках.

До принятия Судебника запутанные дела, зашедшие в тупик, могли завершиться «полем», то есть поединком спорящих сторон. Кто побеждал в бою, тот и считался правым по принципу «Бог правду любит». Новый свод законов ограничивал устаревший порядок.

Средневековое судопроизводство исходило из того, что признание служит достаточным доказательством преступления. Если подсудимого обвиняли в государственной измене, в ход пускали кнут и дыбу. Пытки помогали получить необходимое признание.

Судебник защищал «честь» любого члена общества, но штрафы за бесчестье были неодинаковыми. Обидчик должен был платить за бесчестье купца 50 руб., посадского человека — 5 руб. Бесчестье крестьянина оценивалось в 1 руб.

Судебник устанавливал порядок законодательства в России «с государева доклада (дьяки докладывали дело царю) и с приговора всех бояр» (Боярская дума утверждала закон на своем заседании).

Составители Судебника не внесли изменений в те законы государства, которые определяли взаимоотношения землевладельцев и крестьян. Нормы Юрьева дня были сохранены без больших перемен. Крестьяне по-прежнему могли покинуть поместье в течение двух недель на исходе осени.

Свое внимание законодатели сосредоточили на устройстве управления. Новый Судебник ускорил формирование приказов, расширил функции приказной бюрократии, несколько ограничил власть наместников-кормленщиков на местах. Новые статьи Судебника предусматривали непременное участие выборных земских властей — старост и «лучших людей» — в наместничьем суде.

Кто был инициатором начавшихся преобразований? Называют имена разных лиц: митрополита Макария, Сильвестра, Адашева, наконец, самого царя. Судить об этом можно на основании одной из первых реформ. Она имела целью упорядочение местничества.

Военный опыт России подсказал властям, что местничество не отвечает требованиям времени. Назначения на высшие воеводские посты по принципу «породы», «отечества» (знатности. — Р.С.) приводили на поле брани подчас к катастрофическим последствиям. Однако местничество ограждало привилегии верхов правящего слоя, и Боярская дума слышать не желала об упразднении местнических порядков. Чтобы преодолеть традицию и добиться послушания от думы, власти решили использовать авторитет церкви. В конце 1549 г. Макарий прибыл во Владимир, где находился Иван IV с полками, и обратился к воинству со словами: «А государь вас за службу хочет жаловати, и за отечество беречи, и вы бы служили… а розни бы и мест никако же межю вас не было…» Упоминание о береженим «за отечество», или породу, должно было успокоить знатных воевод.