Удлиненное лицо, задумчивый взгляд интеллектуала, по виду похож на ученого. А темный загар свидетельствует о том, что этот человек много времени проводит на свежем воздухе. Светлые волосы выгорели почти добела и цветом напоминают сухую траву прерий, которая устилает всю землю вокруг. И глаза – такой же небесной сини, как и небо над ними сейчас. Когда он улыбнулся, в движение пришли и его усы, и аккуратная борода-эспаньолка.

– Меня зовут Билли Маколл, – представился мужчина с церемонной учтивостью. – Я биолог. Канзасский университет. А это мое любимое место. Я здесь наблюдаю за бабочками и ловлю их для… инвентаризации, что ли. Но вот уж не предполагал обнаружить здесь кого-то еще! Простите, если я вас нечаянно напугал.

Мужчина еще раз кивком обозначил дружеское приветствие, но его цепкий взгляд продолжил дотошный осмотр незваных гостей. Пожалуй, он постарше, чем она, решила про себя Луз. Но не старик! Юношеская стать и светлые волосы несколько сбивают с толку и не позволяют определить возраст их обладателя со всей желательной точностью. Пожалуй, приблизительно лет за тридцать. Может быть, почти сорок. Хоть он им улыбался, глаза его смотрели строго и изучающе. Кто она и имеет ли право здесь находиться, поинтересовался мужчина. Билли Маколл.

Луз машинальным движением отбросила с лица волосы и поймала себя на чувстве неловкости, что предстает перед незнакомым человеком в таком непрезентабельном виде: волосы немытые, одежда несвежая… Она смущенно переступила с ноги на ногу и, пряча лицо, нагнулась к Серене, которая продолжала тихо порыкивать, не снимая с себя защитной функции, обязательной для всякой уважающей себя собаки. Все хорошо, детка, все хорошо, увещевала собачку Луз. Это свой, вспомнилась ей формула, которой собаке дают понять, что события под контролем и нет повода для волнения. На самом же деле она волновалась. И собака, вне всяких сомнений, чувствовала неустойчивость ситуации и потому не скрывала своего недовольства. Оставалось только надеяться, что они – она и Серена – не совершили ничего противозаконного, вторгнувшись на запретную территорию.

– Меня зовут Луз Авила, – подняв голову к человеку с сачком, ответила она на вопрос. – Навещала знакомых в Гидден-Пондс. А потом вдруг заметила бабочек и решила пройтись в эту сторону… посмотреть… Мы ничего не нарушили? Мы только шли по тропинке…

Мужчина на секунду задумался, уголки его губ сосредоточенно опустились.

– Пожалуй, все хорошо, – ответил он не очень уверенно и при этом взглянул на Серену. – Вот только чтобы ваша собачка их не спугнула.

– Она их не напугает, – твердо пообещала Луз. – Главное, чтобы вы ее не напугали. Иначе она, чего доброго, еще может и укусить. Она меня защищает, – добавила Луз с неожиданной гордостью.

Мужчина иронически хмыкнул, бросил взгляд на заходящее солнце, сбросил с плеч рюкзак и взял его в руку.

– Прошу меня извинить, – мельком проронил он, шагнув мимо них с Сереной, – но, пока не стемнело, я хочу поймать еще несколько экземпляров.

Луз посторонилась, уступая дорогу, и еще раз погладила Серену, успокаивая ее. Билли приблизился к нижним веткам на дубе поистине с кошачьей грацией, ни одного звука не прозвучало, пока он двигался. Он был сухощав, даже поджар, но плечи широкие, как у пловца.

И тут Луз сообразила, что ему было нужно на дереве. На нижней ветке, ближе к стволу, сгрудились бабочки. Луз затаила дыхание, наблюдая за тем, как Билли неподвижно замер внизу, готовый в любую минуту к прыжку. Вот так и кот караулит свою мышку, перед тем как схватить ее.

Не успела она так подумать, как в следующее мгновение Билли выбросил руку с сачком вверх, и сачок накрыл объект охоты. Луз восхищенно пискнула едва слышно, как мышка. Билли неуловимым рывком дернул сачок слегка вверх и, отступив немного назад, потянул его на себя, наглухо закрыв в нем отверстие. Несколько бабочек все же вырвались и переместились на ветки повыше, но в сачке отчаянно билось по меньшей мере штук пять крупных бабочек-данаид, тоже тщащихся обрести свободу.

Одной рукой Билли крепко держал сачок, другой стал управляться с добычей. Двумя пальцами он осторожно вынул из сачка одну бабочку и взял ее губами за крылья, после чего полез к себе в левый карман и достал конверт из пергамина. Он проделывал все с ловкостью фокусника, всецело сосредоточившись на том, что делает, не замечая присутствия наблюдателей в лице Луз и ее собаки. Вот он достал бабочку изо рта и аккуратно упрятал ее в конверт. Такую же процедуру проделал он и с остальными пленницами, а все конверты сложил в холщовый мешок, висевший у него сбоку.

– А что это вы такое делаете? – не удержалась Луз.

– С этими? – Он кивнул на мешок. – Я их классифицирую, а потом маркирую. Можно сказать, окольцовываю, наподобие птиц. – Это было сказано таким тоном, словно речь шла о вполне очевидных вещах. Но, заметив на ее лице недоверие, Билли слегка усмехнулся, и веселые лучики запрыгали в уголках его глаз. Наверняка с такой улыбкой он смутил не одно женское сердце, против воли подумала Луз.

– К сожалению, на сегодня охоту придется оставить. Солнце садится. Вот-вот станет темно. А этих красавиц я отнесу к себе домой. Там взвешу и измерю каждую особь, проверю состояние их крыльев, определю их пол, а потом в соответствии с классификацией помечу каждую ярлычком. На это у меня уйдет еще где-то около часа времени. Но я постараюсь совместить приятное и полезное: буду работать и смотреть футбол. У меня в мешке по меньшей мере штук пятьдесят путешественниц. А еще около сотни удалось отловить днем. Так что день у меня сегодня выдался просто отличный. Урожайный, можно сказать, денек!

Он бросил задумчивый взгляд на поле.

– Скажу вам, отличное место для охоты на бабочек. А их у нас осталось совсем немного. Было время, когда люцерной засевали огромные пространства земли на Среднем Западе, то-то был рай для данаид! А плюс еще дикие пастбища, где растет золотарник. Его хватало, чтобы на нем прокормилась не одна дюжина видов бабочек. Не говоря уж о пчелах. А что сейчас? Куда ни глянь, везде, как в той песне, «они построили парковку». – Билли замолчал, и лицо его заметно погрустнело. – Я приезжаю на это поле каждый год и всякий раз молю бога, чтобы оно сохранилось.

– А им не больно… в конверте? – робко перевела разговор на бабочек Луз.

– Может, и больно, но немного, совсем чуть-чуть, – отмахнулся он беззаботно. – Конверты предохраняют им крылья. Иначе бабочки могли бы поранить их, пытаясь вырваться на волю, допустим из банки. А на ночь я их оставлю в холодном месте, чтобы они окончательно успокоились. В темноте бабочки всегда ведут себя спокойно, словно засыпают. А рано утром я отпущу их всех на волю. Пусть летят себе дальше в свою благословенную Мексику.

– Но как вы станете навешивать им на крылья еще какие-то там наклейки или ярлычки? У них ведь такие хрупкие крылышки. А тут лишняя тяжесть. Это не помешает бабочкам при перелете?

– Никоим образом. Взгляните сами. – Он вынул из кармана листок с наклейками-ярлычками и показал его Луз. – Видите, они не просто легкие, они сверхлегкие. Можно сказать, невесомые. А данаиды – удивительные создания! На вид такие хрупкие, а на самом деле очень сильные и выносливые. Так что никаких проблем во время перелета у них не возникнет. Знаете, это все равно что бегать по утрам в спортивной рубашке. Зато эти ярлычки помогут нам собрать весьма ценную информацию и получить ответы на многие и многие вопросы, касающиеся миграции бабочек. Как они летят? Каким маршрутом и так далее. Но главное, что позволяет им не сбиваться с курса. Какие знаки они оставляют по пути и какими опознавательными знаками пользуются сами. Ведь, в сущности, мы так мало знаем об этих удивительных насекомых!