– Ты совсем сдурел? – качает головой Олег, несмотря на выпитое, выглядит он абсолютно трезвым.

– Да ладно, чего ты, – отмахивается Лешка. – Вадим, может, ты купишь? Задешево отдам.

– Леха, – возвышает голос Олег, Лешка убирает оружие, рука его тянется к бутылке.

Далее вечер продолжался без особых событий. Лешка то пел, то лез ко всем целоваться, Олегу это вскоре надоело, и он поспешил откланяться. Вслед за ним отбыла в свою комнату Дуська, через полчаса задремал Мин херц, Леха, взвалив старца на спину, отнес его на родную жилплощадь. Вернувшись из похода, он с воодушевлением продолжил сватовство, предлагая Вадиму жениться на мне не раздумывая. Тот сверлил его особенным взглядом, который на Леху не действовал. Вадим вызвал меня в кухню и предложил:

– Слушай, давай я его вышвырну.

– Бесполезно, – качаю я головой. – Ты его вышвырнешь в дверь, он полезет в окно, потом начнет ходить сквозь стены или спрыгнет на балкон с парашютом.

После нашего разговора Вадим сменил тактику, вознамерившись Леху напоить. Бывший муж то пел, то байки рассказывал, то вдруг замирал с открытыми глазами, находясь в полной прострации, а очнувшись, задавал все те же вопросы, начисто забыв, что я на них уже отвечала. Провалы в Лешкиной памяти – вещь обычная, он зачастую попросту не способен вспомнить, что делал пять минут назад, но Вадима это в отличие от меня здорово раздражало. Вконец устав от затяжной бессонницы, я бухнула доверчивому Лешке три таблетки снотворного в стакан и злорадно наблюдала за тем, как он пьет.

– Ты уверена, что он выживет? – спрашивает Вадим. – Доза лошадиная.

– Проверено. Выживет.

Через двадцать минут Леха засыпает в кресле. От непривычной тишины звенит в ушах.

– Извини, – говорю я Вадиму, убирая со стола. – Тебе давно пора домой.

– Никуда я не пойду, – отвечает он, косясь на Леху.

– Не беспокойся. Он пьет так лет семь и для дам совершенно не опасен.

– Я могу спать в кресле, – настаивает Вадим. В конце концов я ложусь на кушетку, Вадим на сдвинутые кресла, а несчастного Леху он сваливает на пол. Не веря своему счастью, я отхожу ко сну.

Утром я просыпаюсь ровно в девять: солнечный зайчик на стене и легкий шорох тюля на двери балкона. Я глубоко вздыхаю. Вадим поворачивается и открывает глаза.

– Привет, – говорю я. – Что дома врать будешь?

– Ничего, – улыбается он. – Некому врать. Жены у меня нет. Развелись шесть лет назад, сын — взрослый парень.

Я тоже улыбаюсь и спрашиваю:

– Не знаешь, чего это я так обрадовалась?

Он протягивает мне руку.

– Проснулись? – радостно вопрошает Леха, ворочаясь на полу, вчерашняя пьянка на нем никак не сказалась, человек бодр и весел. – Похмелиться надо, ребята, – резонно замечает он и орет во все горло: – Старец, долго спишь, беги за бутылкой!

Через полчаса вчерашним составом, за исключением Олега, мы сидим за столом.

– Это надолго? – шепчет Вадим.

– Ты иди, когда все кончится, я позвоню.

– Ну уж нет. В этом сумасшедшем доме я тебя не оставлю.

В 10.30 в нашей квартире появляется симпатичный молодой человек в форме летчика.

– Лешка, кончай загул, поехали в часть, – говорит он, поздоровавшись.

Сердце мое сладко замирает. Однако Лешка начинает сверкать глазами и гневаться.

– Еще чего, я к жене пришел. Человек я, в конце концов, или нет? Могу к жене прийти? Валька, пистолет купи, – внезапно меняет он тему. Вновь прибывший закатывает глаза и пытается воздействовать на Леху добрым словом.

Пререкаются они минут пятнадцать, побеждает мой бывший муж, однако в душу ему закрадывается печаль, он берет гитару и поет со слезой, доводя Петра Алексеевича, меня и Дуську до умиления. Когда мы уже готовы зарыдать, Лешка неожиданно вспоминает анекдот и пытается его рассказать. Но это ему не удается, так как дверь комнаты открывается и входит мой бывший свекр в погонах генерала.

– Батя! – радостно завопил Леха. – Садись.

– Раздолбай, твою мать, – отозвался батя. – Встал и бегом в машину.

Леха горестно вздохнул и побрел к выходу, бубня:

– Вот жизнь, никакой радости, одна служба.

Леха исчезает за дверью, Федор Михайлович со вздохом произносит:

– Извини, Фенечка. Давно он бузит?

– Не очень.

– В воскресенье не забудь, в пять, мы с Софьей Васильевной ждем.

– Обязательно буду, – заверяю я, а Леха внизу у машины истошно орет:

– Батя!

Дуся снимается с места, прихватывает Петра Алексеевича, а тот бутылку. Мы с Вадимом смотрим друг на друга и начинаем смеяться.

– Господи, неужели все? – вопрошает Вадим. – Бежим отсюда, пока кто-нибудь еще не явился.

– Давай, – соглашаюсь я.

– Поехали ко мне. Обещаю, никаких гостей.

Я торопливо собираюсь, но в дверь опять настойчиво звонят.

– Ты скажешь, что приема нет, или лучше я? – спрашивает Вадим.

– А я вообще открывать не буду.

Когда звонят четвертый раз, во мне пробуждается совесть, и я иду открывать. На пороге стоит сестрица Агата в летнем платьишке за четыреста евро, скромненько и со вкусом. Когда мы бываем вдвоем, Агатка совершенно нормальная, и я ее даже люблю, но видеть ее сейчас я не расположена.

– Привет, – говорит она. – Велено тебя доставить.

– А нельзя сказать, что меня нет дома? – подхалимски спрашиваю я.

– По-твоему, я на самоубийцу похожа? И вообще, чего это ты меня в квартиру не пускаешь?

– У меня мужик. Отобьешь еще.

– Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищах делать нечего. Гони мужика, и поехали.

– Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я, отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мой папа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. После этого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала.

– Единственное, что я могу для тебя сделать, подождать минут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мы сталкиваемся с Сережей, шофером Вадима.

– Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась на Агатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается «Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна и трудна».