Крохотный, всем похожий на такие же южные провинции, как и он сам, стоит вдалеке от дороги и воды раскаленный низким солнцем и не отмеченный на карте город Т.

Внутри него есть небольшая река, пригодная для ловли карасей и щук, есть городской рынок с рядами душистого масла, тяжелыми розовыми помидорами и киоском с газводой у самого входа.

В городе есть дверь, за которой давно, еще в моем детстве, был магазин с большими светлыми полками, широкими окнами и стеллажами горячего хлеба. Магазина сейчас нет, а вот дверь осталась, поэтому можно не забывать.

В городе есть дом с синими ставнями. По ту сторону окон в нем кружевной тюль, вышитая салфетка на тумбе под телевизором, а в буфете всегда найдется немного карамельных конфет.

Ребенком я засыпала в этом доме, разглядывая причудливый узор ковра, в нем виднелись принцессы и чудовища, велись чаепития и бои. Стоило моей голове коснуться подушки, как дедушка убавлял радио, складывал газету и убирал очки. Бабушка заглядывала к нему и очень мягко, шепотом просила убавить радио еще чуть-чуть. Эти теплые вечера под утихающий гул приемника согревают меня и сегодня.

Перед домом есть небольшой сад, скамейка для двух человек и место, где когда-то рос могучий орех. Но самое важное происходит не здесь, особенно интересное случается позади дома. Там, отгороженный сеткой от соседних участков, отороченный плодовыми деревьями и кустами малины, разбит бабушкин огород. Сегодня он кажется мне небольшим: несколько десятков шагов от края до края, мимо персиковых деревьев, маленькой груши, на месте которой прежде росла айва, мимо разросшегося старого дерева абрикоса, к островку осенних астр и георгинов, по узкой плиточной дорожке, — и на этом все. Но когда наступает длинное южное лето, с самой весны с душистыми кустами цветов в палисаднике и до поздней осени и тех самых астр, огород занимает собой всех жителей дома.

Густые помидорные заросли ежедневно требуют воды, новые побеги клубники обещают нам горсти ягод, стройными рядами, не нарушая геометрию грядки и никого не тревожа, растет морковь. И только тыква, не ограниченная ни в чем, существует сама по себе. Немного в стороне выпускает листья и привлекает жуков молодой картофель, рядом с ним, цепляясь за ветви деревьев и шаткий забор, разрастается огуречная лоза. Перекатываясь с бока на бок, спеют под южным солнцем крупные кабачки.

Сегодня за огородом ухаживает уже мама: что-то она делает так, как рассказывала бабушка, что-то совсем по-своему. Говорит, что помидоры в этом году пощадило солнце, что особенно большими уродились свекла и морковь. Рассказывает, что укроп, как и много лет тому назад, растет где ему вздумается, а абрикосовое дерево плодоносит от года к году. Молодой картофель все так же хорош, особенно когда попадет с грядки на обеденный стол, а маленькая груша уже подросла — мы просто с ней давно не встречались. И только своевольная тыква по-прежнему продолжает завоевывать огород. Она растет большой, тяжелой, отлеживает бока на потрескавшейся летней земле, ее кожура грубеет под ветром и набирает цвет от южных закатов. Мне нравится, что тыква не несет с собой перемен, не следует правилам, не думает о зиме.

Всю осень и все холода бабушкин огород будет кормить нас ужинами и обедами, тыквы и картофель долежат до весны, огурцы и помидоры займут свое место в стеклянных банках среди рассолов, а фрукты и ягоды непременно станут вареньем.

Когда-нибудь за этим огородом стану ухаживать я. Разумеется, буду немного ворчать, буду поливать грядки из резинового шланга, подвязывать огурцы и пропалывать перцы, а еще обязательно заведу традицию угощать соседей яблоками и сливой.

Это будет конец августа или начало сентября, это будет хороший день.

— Бабушка, что ты варишь?

— Картошку у мундире.

Бабушка всегда говорила «у». И очень любила картошку. Жаренную на толстой чугунной сковороде, тушенную в овощном рагу и вываренную до прозрачности в курином супе.

* * *

— Доча, я за тобой скучаю! Приезжай, мы тут блины печем. Хочешь, блинов? Хочешь, я тебе отправлю у Ленинград?

Я была для бабушки и дочерью, и внучкой, и маленьким человеком, который давно стал выше нее самой, но все еще продолжает смотреть мультики по воскресеньям и первым бежит встретить маму с работы, чтобы проверить, не принесла ли она конфет или жвачку с переводными картинками.

* * *

— Я в борще только юшку люблю, а мама твоя такого густого наварила, что ложка стоит! Валентина, иди сюда, спрошу за борщ!

Юшка случалась не только в супах — самая вкусная бывала в салатах. Если большими кусками нарезать тяжелые южные помидоры, полить их пахучим маслом и посыпать крупной солью, то они дадут сок. Потом придут гости, съедят все котлеты, жаренные на смальце, выпьют компот и обязательно станут хвалить бисквиты. А когда придет время расходиться, кто-нибудь скажет папе моей подруги: «Размик, допей салат!» — и это будет значить, что сегодня юшка не пригодилась.

* * *

— Вот ты приедешь, и я тебе синеньких пожарю. Я опять буряк посадила, а то весь выбрали. Укропу насеяла, а огурцы — те до ноября расти будут, хоть людям иди раздавай. В сентябре приезжай, доча, кавуны пойдут, обрежем виноград, соку наварим. Приезжай, я тебя всегда жду.

Бабушка и правда меня всегда ждала. Сначала я возвращалась, когда в университете были каникулы, потом приезжала, когда брала отпуск, а еще позже, уже вдвоем с Н., просто когда находилось свободное время. Но этого всегда было слишком мало.

Она умела ждать, умела готовить большие застолья к нашему приезду и трепетно любила Н. за то, что он хорошо кушал и всегда просил добавки.

В обычной жизни не таившие в себе ничего особенного баклажаны на ее кухне назывались «синенькими» и запекались в печи до румяной нежности, буряк, вместе с морковкой и луком, служил свекольно-овощной заправкой для борща, а кавуны были спелыми арбузами, которые трескались и хрустели, стоило только прикоснуться к ним ножом.