Умелый язык раздвинул складки и несколько раз ударил по клитору, вынуждая Фостер сгрести в кулаки простынь.

— Еще… — сорвалось с припухших от поцелуев губ.

Ох, мать же вашу! Сладкая, пряная, терпкая… Пашу так даже от бутылки виски не брало, как от вкуса Алексы на собственном языке. Идеальная даже здесь.

— Сейчас будет еще!

Обещание и чувство пустоты заставили Алексу распахнуть глаза и посмотреть на Пашу. Парень отстранился, чтобы сбросить штаны. Подцепив большими пальцами резинку трусов, стянул их по крепким ногам.

С ума сойти! Чувство стыда внезапно загнало Алексу в тупик. Она никогда не стеснялась обнаженного вида Колина, а сейчас, смотря на тяжелую плоть голого соседа, слышала собственный пульс, сбившийся с ритма.

Дубнов давал ей время осознать. Понять, что пути назад нет. Достал из ящика презерватив и разорвав упаковку, раскатал латекс по ноющему стволу. Сжал член у основания, чтобы хотя бы немного сбить это мучительное возбуждение.

Под прицелом затуманенного взгляда стал коленом на кровать и, обхватив Фостер за бедра, притянул к себе.

Соблазнительницу трясло от ожидания. В голове гудело, когда Паша навис сверху и снова поцеловал. Сгреб пальцами мягкие волосы, просовывая руку под затылок и, уперевшись головкой в развилку ног, вошел в Алексу одним уверенным движением.

— Fucking Foster… («чертова Фостер» — перевод) — прозвучало возле самого уха потерявшей связь с миром девушки.

Чувство растянутости показалось таким сильным и таким невыносимо приятным…

— Па-ша́, - прошептала в ответ сама не зная зачем.

Дуб скрипнул зубами, углубляя поцелуй и начиная двигаться внутри тугой влажности. Мать же вашу, это нестерпимо… Чувствовать ее везде. На языке ни с чем несравненный вкус, кожа к коже, он внутри нее… Паша шумно выдохнул и выпрямился на руках, утопая в теплом мраморе глаз, как в вязком клее, от которого уже не избавиться.

Вышел наполовину и снова заполнил Алексу собой до самого основания. Женские ноги рефлекторно раздвинулись шире, а спина выгнулась. Даааа. Он ее с ума сведет! Сделает так, чтобы больше никого не хотела, кроме него!

Звуки шлепков разнеслись по комнате, когда положив руку на тонкую шею, Паша задвигался резко, в четко размеренном ритме. Большим пальцем провел по подбородку и нижней губе, касаясь кончика языка.

Солоноватый непривычный привкус вызвал в Алексе странные смешанные ощущения. Она никогда не пробовала себя на вкус. А сейчас это показалось противоречиво возбуждающим. Собственное тело больше не принадлежало ей. Паша словно отобрал его у нее и сейчас умелыми движениями уверенно вел к черте, за которой она обязательно себя потеряет, потому что рядом с ним невозможно иначе.

Твердый член растягивал, вколачивался, накалял. Боже, девушка не заметила, как начала извиваться, уже сама двигая бедрами навстречу в попытке взять в себя еще больше. Жар окутал каждую клетку, расплавляя как металл над огнем. Схватилась за крепкие руки, слыша собственные громкие стоны и характерные звуки сталкивания изголодавшихся тел.

— Какая же ты… — слетело с губ Паши, когда он склонился к Алексе, чтобы поцеловать.

Она сама потянулась вперед, ловя его губы и целуя жадно пересохшими от криков губами.

— Пожалуйста, Па-ша́, - взмолилась, понимая, что осталось совсем чуть-чуть, прежде чем ее разорвет.

Посмотрела в черные как заводь глаза, буквально сжирающие ее. Голодные. Бешеные.

Как же он смотрит…. Будто в самое нутро проникает!

Паша гортанно зарычал, выпрямился, меняя угол проникновения, и, приподнимая женские бедра, несколькими рывками насадил Алексу на себя, не разрывая зрительного контакта. Позвоночник прострелило ударной волной, когда в поясницу резко опустился разряд электричества.

Алекса заметалась и, напрягшись, громко и протяжно застонала, сжимая собой его член. Хаотично. Сильно. Рваными пульсациями. У Паши перед глазами разноцветные мушки рассыпались. Вцепившись в стройные бедра, он сделал несколько резких толчков и с шипением излился во все еще содрогающуюся плоть.

Сердце рвалось из грудной клетки, мозги на хрен съехали набекрень. Давно он так не кончал. Ощущение, что его выкрутило в стиральной машине и выплюнуло наружу.

Несколько долгих секунд потребовалось, чтобы восстановить дыхание и только потом выйти из Алексы. Снял резину, выбросил в урну и, вынув из ящика бутылку с Колой, сделал несколько глотков не отводя взгляда от приподнимающейся на постели Алексы.

Вымотанная, уставшая с раскрасневшимися губами и алыми отметинами на бедрах и шее. Кажется, сейчас он захотел ее еще сильнее, несмотря на то, что только что кончил.

Подкурив сигарету, протянул бутылку девушке, но Ал отрицательно качнула головой.

— Спасибо, я не пью такое.

Ах, ну да. Он и забыл.

Фостер не знала куда себя деть, не в силах даже глаз поднять на Пашу. Стало неловко, когда приятная нега растворилась.

И что теперь?

Исподлобья наблюдая за тем, как Паша поднял с пола джинсы и, натянув их, застегнул ширинку, Алекса думала только о том, что ей нужно к себе. Но сосед в очередной раз за вечер поступил не так, как девушка предполагала. Склонился и мягко обхватив ладонью щеку, нежно коснулся своими губами ее. Совсем не так, как делал всегда, заставая врасплох и отнимая любую возможность противостоять. Прикосновение оказалось настолько обезоруживающе нежным, что она даже не смогла на него ответить, парализованная новыми ощущениями.

Так обычно целуют своих девушек, а не тех, с кем собирались провести одну ночь и забыть. От этой мысли глупое сердце застучало чаще.

— Если хочешь можешь смотаться в душ, — отстранившись, предложил Паша, обезоруживая своими ямочками, — Сильно только не спеши, я с удовольствием присоединюсь. Только сначала сгоняю на кухню, — обошел кровать, чтобы взять со стола телефон, — чего хочешь?

Ал использовала эту возможность, чтобы и самой подняться с постели, быстро надеть трусики и накинуть сверху халат. Лифчик зажала в руке, сейчас возиться с застёжкой было не время.

— Ничего, я к себе пойду, — ответила тихо, но он конечно расслышал.

Паша непонимающе обернулся.

— В смысле к себе?

Женская ладонь легла на дверную ручку и уже потянула на себя, когда дверь вдруг закрылась обратно под силой давления Пашиной руки. Пришлось обернуться и посмотреть на него. Ямочки, еще секунду назад озаряющее беззаботное лицо, прямо на глазах растаяли, возвращая чертам лица холодную ожесточенность.

— Алекса, вернись в кровать.

Сердце дернулось в необъяснимом порыве. Где-то очень глубоко ей действительно хотелось вернуться и впервые в жизни по-человечески с ним пообщаться. Узнать больше, пообщаться нормальным языком и понять собственные чувства. Вот только осознание того, что это ни к чему не приведет, было таким хорошим стопом.