– Чтобы получить ресторан «Фараон», – предположила я.

– Глупости! Ресторан будет моим и без всех этих ужасов! Не через две недели, так через месяц, так что же? Да, это неприятно, да, меня торопят… – он поперхнулся и закашлялся.

Думаю, всему, что он до сих пор говорил, можно верить. Потому что вот сейчас-то милый Анатоль притворяется, и я это ясно вижу. И кашляет так старательно именно потому, что сболтнул лишнее. Тянет время, пытаясь сообразить, как отвлечь мое внимание от сорвавшихся с языка слов. Придется его разочаровать. Я не собираюсь делать вид, будто не уловила смысла: Углянцев добывает ресторан не для себя. А ведь и Котельникова упоминала о том же, говорила, что для серьезного бизнесмена у него слишком много слишком разных предприятий. Проницательная женщина. Что ж, продемонстрирую и я свою проницательность:

– То есть как покупатель ресторана вы подставное лицо?

Углянцев перестал кашлять, хмуро посмотрел на меня:

– Вы же не думаете, что я стану обсуждать с вами это?

– И имена своих клиентов не назовете?

Он только дернул плечом – дескать, зачем задавать идиотские вопросы?

– А мысли, что они могут быть замешаны, не допускаете?

– Нет! – быстро и резко ответил Углянцев. Слишком быстро и слишком резко. Очевидно, сомнение отразилось на моем лице (собственно, я и не старалась его скрыть), и Анатоль продолжил: –Говорю же вам, я никогда не связываюсь с уголовщиной!

Следующие десять минут он излагал свои безупречно законопослушные методы, напомнив мне товарища Бендера с его сотней способов честного отъема денег. Содержать своих людей в налоговой полиции, в пожарной охране, в санэпидстанции и прочих важных госучреждениях и натравливать их, по мере необходимости, на владельцев небольшого бизнеса, в частности на Котельниковых, означало, в его понимании, жить в полной гармонии с уголовным кодексом и собственной совестью.

Спорить с ним, объяснять, пытаться перевоспитать? Бессмысленно. Мне стало скучно, и я вежливо прервала его, намекнув, что все, конечно, очень мило, я получила большое удовольствие, узнала много нового и полезного, но не слишком ли мой визит затянулся? Углянцев, моментально вернувшись к привычному амплуа обаятельного сердцееда, извинился и поцеловал мне ручку:

– Вы позволите мне самому доставить вас домой?

Я посмотрела на часы и вздохнула:

– Позволю.

Прийти домой пораньше сегодня никак не получится. А ведь еще надо будет зайти в магазин и снова купить продукты! И заставить Углянцева за них заплатить! А почему нет? Это по вине его подручных я лишилась кефира, макарон и прочего. Вот пусть и расплачивается за своих горилл.

Впрочем, меня ожидал приятный сюрприз. Когда Анатоль открыл передо мной дверцу машины (теперь я имела возможность разглядеть – это действительно был «роллс-ройс»), на заднем сиденье я увидела свои пакеты. Немного грязные – все-таки по асфальту повалялись, но целые и, судя по объему, все продукты на месте. Надо же, какие на Углянцева работают милые и внимательные бандиты!

В машине мы о делах не говорили, вели беседу самую светскую – о погоде. Когда тема иссякла, несколько минут молчали. Потом я деликатно кашлянула:

– Не то, что бы это было так важно, просто хочется понять. Вы называете Котельникову Мариночкой, хотя довольно давно расстались. Почему?

– Да, мы расстались, и что с того? Разве это означает, что обязательно нужно до скандала доводить? Может, вы и не поверите, – он забавно напыжился, – но у меня со всеми женщинами, а их было немало, сохранились самые прекрасные отношения!

– Да почему же не поверю? – я вспомнила лицо Марины, рассказывающей про «роман с Анатолем» и усмехнулась: – Поверю.

Машина остановилась у подъезда. Пока я копошилась, открывая дверцу, Углянцев чертиком выскочил наружу, подал мне ручку, помогая выбраться, а потом, схватил пакеты и выразил готовность донести их до двери. Я еле отбилась – такому только позволь до дверей дойти, он и в квартиру просочится, и на ужин напросится, а то и ночевать останется! Нет уж, спасибо!

Но когда я, распрощавшись, повернулась, чтобы уйти, он нерешительно коснулся моего плеча:

– Рита скажите, а как… как был убит этот… человек? Алкаш?

Я на секунду задумалась, оценивая, не открою ли тайну следствия, ответив на вопрос. Нет, это не тайна, можно сказать:

– Ему раскроили голову. Орудие – железный прут или обломок трубы.

– Ах, вот как, – Углянцев помрачнел. – Неприятно.

– Неприятно? – я озадаченно посмотрела на него. – Вы считаете, это подходящее определение?

Он не ответил. Просто повернулся и, даже не кивнув, не взглянув на меня, пошел к машине. Будто в одно мгновение забыл о моем существовании. Все-таки Анатоль Углянцев – странный человек.

– Странный, следовательно, подозрительный, – сделал вывод Гошка, когда я закончила рассказ о своих вчерашних приключениях. – Черт, Ритка, в кои-то веки я тебя домой не повез, так ты сразу в историю вляпалась!

– Да ладно, какая там история, – отмахнулась я. Гошка злится исключительно потому, что переживает за меня, это даже приятно. Но я знаю, что подобные волнения резко увеличивают занудность напарника, и он готов воспитывать меня практически бесконечно. – Углянцев всего-навсего собирался очаровать меня и сделать своим союзником. И уродов своих отправил вроде почетного эскорта, чтобы они меня «с шиком» доставили.

– С шиком! Тьфу!

Баринова больше волновали итоги моей встречи с Углянцевым, а не то, как она началась.

– Но в целом, как я понял, у тебя осталось впечатление, что он не причастен ко всему, что происходит вокруг Котельниковых?

Голос у шефа был недовольный, и я почувствовала себя виноватой:

– В целом – да. Если бы не его поведение в последние две минуты, я бы вообще, руку на отсечение дала…

– Никогда так не говори! – резко прервал меня Гоша. – Никогда ничего не давай на отсечение!

– Хорошо, – я удивилась, но спорить не стала. – Скажем так: у меня создалось впечатление, что для Углянцева это было сюрпризом, причем неприятным. Но его последний вопрос и то, как он ушел… не знаю. Как будто именно тот факт, что Поршнева убили ударом по голове, оказалось для Углянцева самым важным.

Утреннее совещание прервал неожиданный визит – пришла сестра нашей клиентки. Татьяна Юрьевна побледнела и осунулась, но решительности и энергии не утратила. И бесцеремонности тоже. Коротко представившись, она приступила к осмотру помещения.

Я доверила сопровождать столь высокую комиссию Нине и Гоше, а сама отошла в сторонку и достала сотовый. Со вчерашнего вечера я безуспешно пыталась дозвониться до Леши Богданова. Думаю, не надо объяснять, что именно я хотела с ним обсудить. Но до сих пор мне удавалось пообщаться только с жизнерадостным автоответчиком. Первые шесть раз я по его просьбе оставляла сообщения, тон которых постепенно менялся. Потом отключалась молча – приличных слов у меня не осталось, а грубо ругаться я не люблю.