— Елизавета Павловна, — мягко остановила Самойлову Галя, — я тоже в это не верю. Но так утверждает ваш муж. Он сам так заявил следствию.

Елизавета снова рухнула на стул, заставив его заскрипеть.

— Все равно не было такого, — менее воинственно, но все так же настойчиво буркнула она. — Не могло. Что я, Петю не знаю? Не скрыл бы он от меня такого секрета. И в поселке проведали бы — шила в мешке не утаишь… Заставили его. Как пить дать, заставили поклеп на себя возвести. Слыхала я, в тюрьме и не такое бывает.

Самойлова завсхлипывала. Стянула с головы платок и принялась утирать им слезы. Слежавшиеся белые волосы, рассеченные прямым пробором, который своей шириной и розовостью напоминал лысину, внушали жалость и — отчасти — брезгливую жуть.

— Вы вот Петю не знаете, — превозмогая всхлипывания, говорила Елизавета, — а судите. А он, может, и не такой. Не корыстный. Чего заработал, тратил сразу, не копил. Гульнуть мог, это да. В семью, бывало, ничего, а все на люди… Вот двоюродному племяннику своему, Митьке, в октябре свадьба у него была, перед тем как Петю арестовали… Так он, верите или не верите, сервиз ему дорогущий на свадьбу купил! А мы все в это время последний хрен без соли доедали. «Стыдно мне, — говорит, — Лиза. Что я, как нищий, без подарка явлюсь?» Вот такой у меня Петенька. А вы говорите, деньги…

— Свадьба была в октябре? — уцепилась за эту внезапно всплывшую подробность Галя. — А какого числа?

— Да откуда ж я помню? Это вы самого Митьку спросите. А если и он не вспомнит, посмотрите свидетельство о браке. А что, для Пети это важно?

— Посмотрим, — неопределенно пообещала капитан Романова.

Галя наведалась и к двоюродному племяннику Митьке, и к Машкиным, и навестила семью покойного Егора Самойлова, и опросила других нижнезабойцев, и в итоге, покидая это малопривлекательное место, имела право гордиться собой: ей удалось установить факт, который вдребезги разбивал признание Петра Самойлова. Приходилось выбирать между двумя возможностями: припереть лжеца этим фактом к стенке немедленно по возвращении из поселка Нижний Забой — или приберечь это удовольствие для Александра Борисовича. Скорее, Галя предпочла бы второй вариант. Ведь Турецкий уже позвонил, чтобы его спустя сутки ждали в Александрбурге…

Москва, 9 апреля 2006 года, 15.10.

Леонид Ефимов — Мирослав Вишневский

Наружное наблюдение за Леонидом Ефимовым принесло свои результаты в считанные дни. Леонид Ефимов оказался весьма деятельным человеком: помимо основной работы, связанной с фирмой «Уральский инструмент», он, по-видимому, имел разнообразные интересы. Одно направление интересов связывало его с юридической конторой, которую он посетил за короткое время не менее трех раз. Второе, очевидно, влекло его к изучению чужих стран, так как однажды Ефимов посетил упомянутую юридическую контору в обществе высокого брюнета. Брюнет проживал в гостинице «Варшава» и, как выяснили агенты, являлся гражданином Польши и носил типично польскую фамилию Вишневский. Очевидно, Ефимов с Вишневским были большими друзьями, хотя, видя их вместе, так нельзя было бы подумать. Однако, не проявляя особенной приязни на людях, вдали от публики они вели интенсивные телефонные переговоры. Не прослушать которые было бы досадным упущением…

В кабинете генпрокурора Кудрявцева собрались несколько человек: Кудрявцев собственной персоной, а кроме него — Меркулов, Турецкий и Грязнов. Все они готовы были слушать записанные тайным путем доверительные переговоры Леонида Ефимова с паном Вишневским.

Сквозь далекий разрядный фон неизбежных шумовых помех отчетливо вырисовывались два голоса. Один — без акцента — очевидно, принадлежал Ефимову, другой — с некоторыми пришепетывающими дефектами произношения — соответственно Вишневскому. Вопреки особенностям прононса, по-русски поляк изъяснялся бойко, проявляя юмор и употребляя жаргонизмы, чем обнаруживал немалую практику.

«— Ну как, птичка по-прежнему в клетке? — спрашивал он.

— За Уральским хребтом, как договаривались, — рапортовал Ефимов, причем в его голосе появлялись приниженные нотки, словно у подчиненного, разговаривающего со строгим начальником.

— Не упорхнет?

— Не вырвется. Киллер дал признательные показания и на очной ставке изобличил нашего голубчика. Баканина скоро «закроют». Обижаешь, Мирик, все тип-топ, как договорено!

— Но ведь адвокатишка подпортил музыку «прокурорскому бизнесу»? Почему пропустили?

— Не смогли предотвратить! Кто же знал, что он в Александрбург потащится… Но ему там ничего не дали сделать! Там же все наши люди, на самом высоком уровне: Барышников, Михеев… Капитаны Савин и Боровец его так отсандалили, что в травмопункт попал.

— Это плохо.

— Почему?

— Потому, что неразумно. Побои его только обозлили. А насчет того, что ничего не успел сделать, ты врешь как сивый мерин. Мало того что адвокат помешал «прокурорскому бизнесу» собрать доказательную базу, так он еще и обработал Баканина и Мускаева настрочить жалобы в прокуратуру. Вдруг нагрянет проверка из Москвы?»

На другом конце телефонной связи Ефимов подавленно замолчал, очевидно подыскивая оправдания.

«— Бить больше никого не надо, — по-отечески ласково посоветовал Вишневский. — А вот ликвидировать, думаю, кой-кого придется. Даже если Баканин и Мускаев попадут в лагерь, при условии прокурорской проверки они могут стать опасными обвинителями тех, кто их заказал… Ну, ты подумай, как это устроить. В условиях тюремного заключения, думаю, несложно.

— Но я…

— Думай, Леня, думай. Не забывай, цена вопроса слишком высока. Для меня — шесть тысяч долларов. А для тебя еще выше. Я прав?

— Прав, Мирик, — убитым голосом ответил Ефимов. — Ты, как всегда, прав.

— А как с твоей пассией?

— Марина? Ты же знаешь, Марина в деле. Она сообщница, все делим пополам.

— Она будет вести себя тихо?

— Она в этом заинтересована».

Они не попрощались. Связь прервалась без предупреждения.

— Что такое «закроют»? — первым нарушил тишину Кудрявцев.

— Отправят в лагерь, — охотно перевел с блатного языка на общедоступный Слава Грязнов. — А там кирдык нашим подзащитным сделают… ой, извините…

На Славину лингвистическую вольность никто внимания не обратил: ситуация становилась критической.

— Мы видим, Саша, — обратился Меркулов к Турецкому, — все, что ты мог сделать в Москве, ты уже сделал. Срочно вылетай на Урал и прими необходимые меры. В первую очередь освободи из-под стражи Баканина с Мускаевым, а во-вторых, займись «прокурорским бизнесом». Пора коррупционеров и взяточников во главе с областным прокурором Нефедовым самих взять под стражу. У вас возражений нет? — спросил он генпрокурора.

Против задержания Нефедова и других Кудрявцев не возражал: в его ушах зазвучали слова президента о борьбе с взяточниками и коррупционерами в прокурорской и милицейской среде… И в этой связи Меркулов добавил, что немедленно свяжется с руководством Федеральной службы безопасности, чтобы не дали указание областному управлению оказывать помощь группе из Генпрокуратуры, поскольку к ГУВД никакого доверия у него нет.