После нескольких лет совместного увлечения сатанизмом и богемным образом жизни между ними пробежала черная кошка. Если верить биографу Лоррена, «Жакмен стала сильно ревновать; возможно, она искренне любила писателя, тогда как в нем нарастала воинственность приверженца однополых отношений, направленная против женщины, готовой разрушить цельность его натуры; а быть может, Жанна слишком настойчиво добивалась замужества, ища выход из своего двойственного положения; в любом случае она его отпугнула – этого мужчину, который постоянно бравировал крайней степенью своей нетрадиционности». Лоррен сетовал: «Она вампирша и мною подпитывается». В 1893 году он рассказал Поцци, что Жакмен его преследует. Поцци диагностировал нервное расстройство (у него, а не у Жанны) и посоветовал для стабилизации состояния совершить вояж в Северную Африку. Лоррен так и поступил, отправившись в Алжир и Тунис.

В дневнике Поцци есть запись от 15 марта 1894 года: «Обед: Лоррен – мадам Жакмен». Можно ли усмотреть здесь определенный умысел? Взялся ли Поцци выступить в роли миротворца? «Обед с двумя прооперированными им пациентами» – так описывает этот эпизод биограф Лоррена (отсюда можно заключить, что гистерэктомию Жакмен выполнил именно Поцци). Но далее, переходя к Лоррену, он все же называет конкретную цель, хотя и бездоказательно: «Благодарность этого пациента зачастую ограничивалась приглашением врача на ужин в компании незнакомой ему красотки». Но здесь-то предполагался всего лишь обед, да и с Жакмен доктор был знаком, коль скоро он ее оперировал. Но биограф стоит на своем: Лоррен предлагал Поцци не только Жакмен, но и Лиан де Пужи (претендовавшую на титул самой модной и дорогой парижской куртизанки), «чтобы поддержать его доброе расположение духа». Но с какой стати для поддержания доброго расположения духа доктор Поцци прибегает к посторонней помощи? Об этом биограф умалчивает. И вот ведь что характерно: всякий раз, когда в центре повествования оказывается Лоррен, ситуация не проясняется, а скорее наоборот.

Представим хотя бы такой эпизод. Допустим, вы – Жан Лоррен. Вас преследует Жанна Жакмен и хочет от вас напитаться; у вас сдают нервы; для восстановления душевного равновесия вы отправляетесь в Африку, потом возвращаетесь в Париж, где приглашаете на обед Жанну и общего знакомого – вашего с нею хирурга. И каковы будут ваши дальнейшие действия, начиная с этого самого момента и на протяжении следующих десяти лет? Вряд ли вы станете высмеивать эту женщину в прессе, не потрудившись даже замаскировать ее личность. Вы ведь не Жан Лоррен, чтобы этим заниматься. А он занялся именно этим.

Под его пером она предстает склочной нимфоманкой в обличье святоши; она воплощает собой падшую музу ордена розенкрейцеров, погрязшую в трясине сатанизма; она – «паучиха-бокоход с головой Медузы». И так далее. В своих заметках Лоррен обрушивается даже на картины Жакмен, осуждая «монотонность ее пастелей, расчетливо причудливых и поразительно безобразных». Он, должно быть, не на шутку изумился, когда в 1903 году богемная экс-сатанистка наконец-то откликнулась, причем отнюдь не богемным и не сатанинским (никаких кукол вуду с воткнутыми булавками), а сугубо буржуазным способом: натравила на него адвокатов. И те раскопали пышный букет его статей, которые вполне тянули на иск за клевету.

По свидетельствам очевидцев, Жанна с блеском разыграла перед судом роль ослепительной, но оболганной мученицы. Суд признал, что во многих опусах Лоррена ее образы вполне прозрачны и что он приписал ей «разнузданность нравов» и «позорные авантюры». «Ле журналь» был оштрафован на сто франков, а сам Лоррен – на две тысячи; сумму в пятьдесят тысяч франков за причинение морального вреда разделили между газетой и ее сотрудником, а Лоррена в довершение всего приговорили к двум месяцам тюремного заключения. Он подал апелляцию, но, как ни странно (будто в подтверждение того, что вокруг Лоррена всегда случались неожиданности), в день подачи им апелляции Жакмен отозвала свой иск.

Лоррен сумел избежать тюрьмы, но остался без средств. Он обратился за помощью к Гюисмансу, а получив отказ, написал статью, в которой обвинил того в оскорблении общественной нравственности за счет оккультизма и черных месс. Потом жизнь заставила его вернуться к работе. В свете недавно учрежденной премии «Фемина» он приступил к сатирическому роману о женщинах-писательницах; для этого произведения уже был придуман заголовок: «Дом женщин». Но, чувствуя, как сгущаются тучи, Лоррен с 1905 года стал подписывать свою колонку в журнале «Ла ви паризьен» псевдонимом Кадавр[93].

При этом он, конечно же, не оставлял без работы доктора Поцци. Литератор злоупотреблял эфиром, который постепенно разрушает пищеварительный тракт, а в периоды ремиссии не спешил следовать дельным советам, врачебным и житейским. В июне 1893 года Поцци произвел ему резекцию девяти язв кишечника (вызванных, как поговаривали, сифилисом). В воскресенье, 11 ноября 1894-го, в мансарде у Гонкура Лоррен поведал, что в связи с тяжелой болезнью записался на две консультации: к доктору Поцци и к его коллеге-гастроэнтерологу. А потом добавил, что в периоды обострения всякий раз впадает в детство и его писательская натура не желает говорить ни о чем другом.

Последняя консультация выявила необходимость оперативного вмешательства, которое и было назначено на май; Лоррену вырезали «несколько сантиметров» кишечника. 26 мая художник де ла Гандара, навестивший Лоррена в клинике доктора Поцци, принес в мансарду известие, что поэт испытывает сильнейшие боли от слишком тугих повязок. 30 июня другой поэт, Анри де Ренье (тот самый, что стрелялся с Монтескью по поводу благотворительной ярмарки), описал, как Лоррен, «запеленатый во фланель, лежит в шезлонге среди цветов, присланных Отеро» (мадемуазель Пуэнтовалга Отеро – знаменитая танцовщица фламенко). Наконец 7 июля у Гонкура объявился и сам Лоррен, на удивление жизнерадостный и переполняемый множеством полукляузных историй.

Лоррен признается, что уже две недели невыносимо страдает, еженощно вспоминая операцию, и постоянно мучается от боли, которую ему снимают морфином. В антисемитском бреду он кричит: «Маман, у меня в постели евреи!» Дважды в сутки ему предписано являться на амбулаторный прием, где какой-то интерн ставит ему клизму из спирта с кипятком, а затем вводит в организм толстенные трубки размером с поливочный шланг…

В апреле следующего года Лоррен, смеясь, жалуется, что его «раскромсанное» доктором Поцци тело нынче излучает некую фосфоресценцию, что «резня» пробудила в нем сумасшедшее половое влечение и что излишества, в которых он теперь не может себе отказать, не дают ему похудеть, а, наоборот, ведут к ожирению.