Когда церемонии заканчивались, священная птица включалась в повседневную жизнь храма. Тогда процессия покидала главное святилище, чтобы участвовать в трапезе для Шу, сына Ра, которого изображал царь. Эта трапеза — первая за день — оставаясь праздничной, была уже трапезой ежедневного ритуала, о котором мы говорили выше. Перед живым соколом и статуей ставили блюдо с приношениями. Выбор блюд, очевидно, сообразовывался со вкусами священной птицы. Меню состояло из кусков говядины и дичи. Эти рубленые куски мяса вместе с тем символизировали пленных и убитых врагов. Трапеза, по уже знакомому образцу, становилась символическим уничтожением врага и поглощением его силы и могущества. Всё последующее подкрепляло постепенное возвращение к обычной жизни храма. Совершались воскурения благовоний, аромат которых, как считалось, отождествлялся с вкусным запахом мясных яств, чтобы бог «принял пищу в ее аромате». Хотя приношения и предназначались живому существу, внутри его собственного храма, вполне очевидно, что с ним обращались точно так же, как и со статуей божества. Куски мяса оставались все еще недоступными для его земного аппетита: только ладан «передавал» ему их аромат. Конечно, речь идет о чисто ритуальном свойстве курения. В более прозаическом смысле, насколько нам известно из скромной хозяйственной ведомости на поставки, священный сокол какого-то города (может быть, и не Эдфу) получал в качестве пищи мясо осла — то есть своего природного врага Сета. В течение года сокол так и жил, ничего не ведая (как, впрочем, и мы) о той участи, которая должна была его постигнуть. Став на время вместилищем божества, он должен был сыграть свою фундаментальную роль гаранта возрождения сил царя и вселенского порядка, организованного Ра.

Характер материала, который связан с быком Аписом, происходящим из Мемфиса или Саккары, совсем иной. О животном в пору его жизни у нас мало сведений. Наоборот, посвященный ему погребальный культ оставил множество археологических свидетельств первостепенной важности. Здесь мы находимся в положении, прямо противоположном тому, что связано с соколом из Эдфу. В отличие от него Апис принадлежал к той категории священных животных, которые с рождения несли на себе особые приметы своего предназначения и воплощали божество в течение всей жизни. В то же время этот бык был тесно связан с царем. Его культ засвидетельствован в Мемфисе еще на самой заре египетской истории. Мы не знаем, было ли это животное первоначально совершенно независимой божественной сущностью, но застаем его уже тесно связанным с личностью фараона, получающим от него свою производительную силу. Очень быстро он становится живым символом династического бога Птаха, его воплощением. Позднее он ассоциируется с Осирисом и Ра: у последнего он, видимо, заимствует диск, который носит между рогов.

После смерти Аписа жрецы храма Птаха должны были искать по всем пастбищах Египта по известным им внешним признакам теленка, который должен был наследовать ему. Бык должен быть черной масти с белыми пятнами, в первую очередь на лбу, на шее и на теле. Согласно античным авторам, этих отметин должно было быть всего двадцать девять. После того как животное было выбрано, прямо на месте его обретения сооружалось временное жилище, достаточно большое, чтобы вместить его и его мать до тех пор, пока он не переставал сосать молоко. Затем его перевозили в Мемфис, с сорокадневной стоянкой в Нилополе, расположенном перед этим столичным городом. В течение этого периода женщины могли приближаться к нему, но лишь для того, чтобы поднять свои юбки и продемонстрировать Апису свои половые органы, дабы тем самым обеспечить себе плодовитость. В конце концов в ночь полнолуния бык оказывался в своей постоянной резиденции к югу от храма Птаха в Мемфисе. У Аписа были свои служители и целый гарем коров. Однако в этом последнем пункте традиции противоречат друг другу. По-видимому, ни у одного Аписа, за одним-единственным исключением, не было прямых потомков. Это покажется странным, если он действительно, как сообщает Диодор, был окружен огромным гаремом. Другая традиция предлагает вероятное объяснение этого: согласно ей, для Аписа раз в год выбирали одну корову, которую потом убивали, чтобы избежать появления потомства. У реального отпрыска Аписа могло не оказаться признаков этого божества, и такой возможности следовало, конечно, избежать. Было предпочтительно считать, что Апис, сын Птаха, появляется на свет от матери, которую оплодотворил бог в обличье небесного огня.

Нам ничего не известно о ежедневном ритуале служения этому богу, однако мы знаем, что в самые древние времена царь и бык были тесно связаны в определенных церемониях. Например, они принимали участие в беге — фактически в обряде плодородия, который состоял в том, что они утаптывали участок обрабатываемой земли. Затем этот обряд был включен в ряд юбилейных праздников, предназначенных для обновления царской власти[25]. Еще позднее Апис стал быком, который вез расчлененные куски тела Осириса, как предполагалось, к месту их погребения. Как бы то ни было, популярность его была огромна. Он разделял с быком Бухисом способность к прорицанию: некоторые черты его поведения воспринимались как знаки, и это давало повод к многочисленным интерпретациям. Иероглифические тексты не оставили нам никаких свидетельств об оракулах Аписа, однако античные авторы дают ясные сообщения о некоторых знаменитых «консультациях». Плиний, например, сообщал, что предсказание быка из Мемфиса было благоприятным или неблагоприятным в зависимости от того, принимало ли животное пищу от того, кто давал ее, или отказывалось. Часто цитируемый пример — это предсказание о смерти Германика, приношение которого Апис не принял. Предсказание о смерти философа Евдокса было облечено в несколько иную форму: здесь Апис, чтобы сообщить свое пророчество, облизал его одежду. Таким образом, способы его ответа вопрошающим были разными. Так, он мог объявлять о том, что было хорошо или плохо для страны, выбирая, в какое именно стойло зайти.

Свой культ был и у матери быка Аписа. При жизни у нее было свое место в храме Птаха. После кончины ее хоронили в Саккаре, как и самого Аписа[26]: погребальные обряды для нее были сравнимы с теми, что применялись к самому Апису. Согласно различным источникам, мать Аписа могла и не жить в Мемфисе вплоть до момента своей кончины, хотя точно известно, что ее хоронили в некрополе этого города, в одном из помещений галереи матерей Аписов. Почему ее нужно было удалять от того места, где проживал ее сын? Одно из предложенных объяснений сводится к следующему: если Апис умирал раньше, чем его мать, то ей приходилось уступить свое место матери его наследника, поскольку у одного Аписа не могло быть две матери сразу.

Погребальным обрядам священного быка придавали огромную важность. Можно было бы нарисовать достаточно точную картину его погребения, не забывая при этом, что установленные (или предполагаемые) факты относятся к позднему времени. Мы не знаем, в какой мере эта информация отражает ситуацию в более ранние периоды. Самые древние из обнаруженных погребений Аписов датируются Новым царством. С этого момента церемонии постоянно продолжали развиваться, заимствуя многие черты погребальных обрядов людей. Так, бальзамирование Аписов могло быть введено в эпоху XXVI династии — именно в этот момент на смену деревянным гробам пришли гранитные саркофаги, которые и сегодня еще можно видеть в галереях Серапеума. Удивляет отсутствие письменных свидетельств о культе живого Аписа, а также о погребениях в более ранние периоды, хотя этот культ был, как уже сказано выше, очень древним. Чтобы объяснить, почему древние погребения не оставили никаких следов, предполагали даже, что в материальном смысле их и не существовало: царь поедал быка, чтобы присвоить себе его жизненные силы. Гипотеза основывалась на очень древнем тексте, сохранившемся на стенах пирамид и известном под названием «каннибальского гимна». Здесь фактически описывается, как фараон забирает себе силу богов, съедая отдельные части их тел. Наиболее древние погребения Серапеума — до появления обычая бальзамирования — представляют собой всего лишь беспорядочные кучи костей. Предполагалось, что в этих случаях речь может идти об остатках ритуальной царской трапезы, описанной в древнем тексте. Если справедливость этого предположения и невозможно доказать, оно, по крайней мере, дает простор для фантазии.